Array Array - ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ (Курс лекций)

Однако ближайшее рассмотрение показало, что это утверждение не имеет больших оснований и что, если животные и обладают сигналами, которыми они передают что-то другим животным, то эти сигналы коренным образом отличаются от человеческого языка.

В чем заключается это различие? Оно заключается в том, что этот «язык» животных лишен своего основного качества, которым характеризуется язык человека. Язык человека всегда состоит из слов, которые имеют обозначающую функцию, иначе говоря, которые обозначают тот или другой предмет, то или иное действие, качество или отношение. Слово « окно » обозначает окно, слово « идти» обозначает определенное действие, слово « желтое » обозначает соответствующее качество, слово «вместе» – известное отношение. Нет слов в человеческом языке, кроме восклицания «ага» и «ах», которые бы имели то или иное, известное в широком смысле, предметное значение.

Эта функция, которую немцы называют функцией представления, функцией обозначения предметов, отсутствует у животных.

Во всех этих примерах так называемого «языка», которые были приведены, звуковые или жестовые реакции играют совсем другую роль, чем язык человека, и построены совершенно иначе.

Звук, который испускает журавль при тревоге, не обозначает вещей или предметов, а обозначает состояние, аффективное состояние. Журавль испытывает тревогу, эта тревога выражается в звуке, звук этот заражает остальную стаю, которая следует примеру встревоженного вожака.

Старая обезьяна-вожак стаи, которая чувствует опасность, испускает соответствующий звук. Звуки у обезьяны, совершено разные, всегда выражают разные состояния и никогда не отражают предмета. Они выражают, например, состояние удовлетворения, тревоги, есть звуки выражения голода, успокоения. Но все эти звуки обезьян выражают только эмоциональное состояние, и все попытки научить обезьян какому-нибудь звуку, обозначающему предметы, потерпели полный крах: эти звуки продолжали выражать известное аффективное состояние и никогда не обозначали никакого предмета.

Совершенно то же самое можно сказать и о жестах обезьян. Психологами были сделаны попытки обучить обезьян, если не звуку, то графической речи, заставить обезьян обозначить каким-то знаком ящик, в котором много пищи, и другим знаком ящик, в котором нет пищи, – ни к каким результатам эти попытки не привели; все то, что можно было наблюдать в «рисунках» обезьян, не выражало нечего, кроме аффективных состояний: обезьяны могли сделать очень много пятен на бумаге, но эти пятна абсолютно ничего, кроме общего состояния возбуждения состояния, не обозначали.

Поэтому можно было с полным основанием прийти к выводу, что так называемый «язык» обезьян не является языком, что это лишь выражение состояния, а не обозначение предметов в условных сигналах.

Значительно сложнее обстоит дело с так называемым «языком» пчел, но и здесь нет никаких оснований для того, чтобы подходить к «языку» пчел с другими мерками, чем к языку упомянутых ранее других животных. Все дело в том, что пчела возвращающаяся со взяткой, действительно производит танец и действительно увлекает за собой других пчел, но этот танец есть лишь выражением состояния насекомого, которое тем и отличается от звуков обезьяны или криков журавля, что несет в себе известные остатки, следы от воздействий того угла падения лучей солнца, которое освещает путь пчелы, той длительности пути, который преодолела пчела, того возбуждения, которое вызвано богатой взяткой.

Как развился такой сложной формы танец пчел, сказать трудно, так же трудно, как и сказать о том, как развились сложные формы инстинкта. Но и «язык пчелы, носящий более сложный характер, чем звуки обезьян или крики журавля, по сути дела, являются только повторением того пути, который пчела проделала в соотношении с углом падения солнечных лучей.

Объективно это и создает известные знаки для того, чтобы остальные пчелы повторяли этот путь. Но непосредственно это не имеет никакого другого строения, чем то строение, которое имела деятельность пчелы, и нельзя рассматривать танец пчел как обозначение предметов, сигнализацию действия, расстояния или как известную, кодированную в известном коде информацию.

Все это заставляет нас считать, что если животные и общаются друг с другом, то это общение происходит не с помощью системы языка, а с помощью выражения аффективных состояний, которыми одна особь вовлекает в действие другую особь, заражая эту особь известным состоянием аффекта.