Array Array - ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ (Курс лекций)

8. Органическая метафора в истории лингвистической мысли.

Обсуждая языковые проблемы, носители европейских языков регулярно прибегают к выражениям, заимствованным из сферы живой природы: язык-предок, развитие языка, родословное древо, организм языка и пр. Общекультурные и научные концепты, формируемые органической метафорой, заслуживают самого пристального изучения. Разные поколения лингвистов вкладывают в эти выражения разный смысл. Ср., например, понятие организм языка в натуралистической лингвистике А. Шлейхера и в логико-грамматической концепции К.Ф. Беккера.

9. Профаническая проекция науки о языке.

Лингвистические (как, впрочем, и любые научные) концепции иногда приобретают значимость, выходящую за пределы науки. При этом следует учитывать, что наряду с самостоятельностью развивающаяся наука приобретает эзотеричность. Для научных занятий становится необходимым систематическое образование, недостаток которого не может быть возмещен ни природными способностями, ни повышенным интересом к предмету. Питательной средой для лингвистики в стадии ее формирования являются непрофессиональные рассуждения о языке, лингвистическая публицистика, разнообразные любительские опыты. Это явление сохраняется как культурный феномен и в наше время, однако для современного языкознания, как и для современной исторической науки, историко-лингвистические штудии, например, А. Югова, В. Чивилихина или А. Фоменко представляют интерес лишь в качестве возможного объекта исследования. Они интересны, в частности, как пример актуализации тенденций, характерных для языкознания или историографии прошлых, далеких веков. В современном мире живут кое-где еще первобытные охотничьи племена. Точно так же среди наших современников (и даже среди лингвистов) встречаются люди, взгляды которых на язык стадиально соответствуют семнадцатому веку.

В последние годы мы все чаще говорим о «человеческом факторе» в языке. Но всегда ли мы руководствуемся этим принципом при оценке различных лингвистических теорий наших коллег по науке – как соотечественников, так и зарубежных ученых? Критически оценивая их исследования, не слишком ли часто мы забываем, что критика – не только и не столько повод найти просчеты в чужой теории, но еще и способ выявить все позитивное в ней на общее благо? Не следует забывать, что само занятие наукой, особенно гуманитарной, – эксперимент исследователя над самим собой, а, следовательно, предполагает значительную долю самоотверженности. Постараемся поэтому по возможности более глубоко понять теоретиков прошлого и настоящего, не навешивая обидных ярлыков. Не будем забывать, что непонятое нами раньше мы нередко впоследствии принимаем, – но только в лучшем случае с запоздалой благодарностью и с раскаянием в своей непонятливости. В худшем случае и чаще – без благодарности и слишком поздно.

Л. Блумфилд в 1925 г. писал: «Наука о языке, имеющая дело с наиболее базисным и простым из человеческих социальных институтов – это наука о человеке (или наука о духовности, или, как принято, было когда-то говорить, моральная наука). Методы языкознания напоминают методы естественных наук, и то же можно сказать и о его результатах. Отличается же языкознание от естественных наук тем, что его предмет непосредственно связан с компактными и постоянно меняющимися группами людей, с речевыми коллективами. Таким образом, дополнительно к динамике, изучаемой естественнонаучными методами, языкознание привносит еще и тот разряд изменений, который известен под именем «история», такое изменение более динамично, а потому и более наглядно, чем биологическое изменение».

Как бы продолжая эту идею – а она отражала дух времени, – Э. Сэпир в статье 1929 г. связал начало языкознания как науки со сравнительным изучением и реконструкцией индоевропейских языков: «В ходе своих углубленных исследований индоевропейских языков лингвисты последовательно развили технику, гораздо более совершенную, чем техника других наук о человеческих организациях». Тем самым языкознание следует признать наиболее подходящим инструментом для изучения явлений культуры. Но при этом следует иметь в виду, замечает Сэпир, что лингвистика должна взглянуть на вещи шире, выйти за рамки простого классифицирования и упорядочения данных и постараться понять, чéм она может быть полезной для интерпретации человеческого поведения в целом.

Эти два довольно близких суждения характеризуют взгляд на лингвистику в начале первого, подготовительного периода. В конце же этого периода, в 1942 г., происходит заострение собственно таксономической проблематики в преддверии следующей эпохи – выработки процедур анализа. В это время Ч. Хоккет писал: «Лингвистика – классифицирующая наука. Исходными для такой науки являются: 1) мир дискурса и 2) критерии, используемые при классифицировании. Выбор и предварительное упорядочение данных определяют область применения анализа; выбор же критериев устанавливает уровень анализа. В лингвистике есть различные области применения анализа, но при этом два основных уровня – фонологический и грамматический – имеют свои подразделения». Аналитическая процедура – это процесс проб и ошибок, когда одно приближение сменяется другим. Лингвист «собирает фонологический и грамматический материалы одновременно, хотя больше внимания уделяет то одному, то другому уровню. На некоторых стадиях он может опираться на интуицию, но затем вступают в действие строгие критерии. В конечном итоге возникает возможность адекватной оценки материала. Тогда все зависит от того, чтó наиболее удобно для данного языка; если исследуемый корпус материала – письменные записи, то сами дефекты фиксации могут предопределить и порядок представления результатов».