Определение языка как системы систем, с наибольшей полнотой разработанное Пражской школой функциональной лингвистики, бесспорно обосновано, но ему не следует придавать того абсолютного характера, который мы наблюдаем в данном случае. Отдельные «круги или ярусы языковой структуры» выступают у А. А. Реформатского как замкнутые в себе системы, которые если и взаимодействуют друг с другом (образуя систему систем или систему языка), то только как отдельные и целостные единства. Получается нечто вроде коалиции союзных наций, войска которых объединены общей задачей военных действий против общего врага, но стоят под раздельным командованием своих национальных военачальников. В жизни языка дело обстоит, разумеется, по-иному и отдельные «ярусы или системы» языка взаимодействуют друг с другом не только фронтально, а в значительной мере, так сказать, отдельными своими представителями «один на один» [67] Ср. следующее место из работы Й. Вахека: «Если язык определяется как система систем, такое определение прежде всего предполагает существование в языке нескольких уровней или планов, каждый из которых характеризуется специфической структурой и своими специфическими проблемами (в качестве наиболее важных планов обычно называют фонемный, грамматический и лексический). Но системный характер языка подразумевает не только факт, что любой подобный план образует более или менее уравновешенную (но никогда не абсолютную) систему. Несомненно более характерным для языка является то обстоятельство, что каждый из его планов более или менее тесно взаимосвязан с другими планами… А если все языковые планы взаимозависимы, отсюда логически следует, что изменение в одном плане может вызвать одно или несколько изменений в других планах данного языка» (J. Vachek. Notes on the development of language seen as a system of systems. Sborník prací filosofické fakulty Brněnské university. Rada jazykovědná, rocník VII, 1958, str. 94).
. Так, например, в результате того, что ряд английских слов в период скандинавского завоевания имел скандинавские параллели, произошло расщепление звуковой формы некоторых общих по своему происхождению слов. Так создались дублетные формы, разделенные закономерными процессами в фонетической системе древнеанглийского языка, которые закончились до скандинавского завоевания. Эти дублетные формы создали основу и для дифференциации их значений. Так, возникло различие skirt — «юбка» и shirt (<���др. — англ. scirt) — «рубашка», а также такие дублетные пары, как egg — «яйцо» и edge (<���лат. traditio) — «традиция» и treason (<���др. — фр. traison<���лат. traditio) — «измена»; defect (<���лат. defectum) — «недостаток» и defeat (<���др. — фр. defait<���лат. defectum) — «поражение»; senior (<���лат. seniorem) — «старший» и sir (<���др. — фр. sire <���лат. seniorem) — «сэр».
Подобным же образом раздвоились немецкие Rappe — «вороной конь» и Rabe — «ворон» (оба из средневерхненемецкой формы гарре), Knappe — «оруженосец» и Knabe — «мальчик» и др.; русские прах — порох, вред — веред , имеющие генетически общую основу. Еще более ярким примером закономерного взаимодействия элементов разных «ярусов» является хорошо известный из истории германских языков фонетический процесс редукции конечных элементов (что в свою очередь связано с характером и положением в слове германского силового ударения), вызвавший чрезвычайно важные изменения в их грамматической системе. Известно, что стимулирование в английском языке аналитических тенденций и уклонение этого языка от синтетического строя ставится в прямую связь с тем фактом, что редуцированные окончания оказались неспособными выражать с необходимой ясностью грамматические отношения слов. Так, чисто конкретный и чисто фонетический процесс вызвал к жизни новые не только морфологические, но и синтаксические явления. Такого рода взаимовлияния элементов, входящих в разные «ярусы» или «однородные системы», могут быть при этом разнонаправленными и идти как по восходящей (т. е. от фонем к элементам морфологии и лексики) линии, так и по нисходящей. Так, по мнению Й. Вахека [68] J.Vachek. Oр. cit.
, разная судьба парных звонких конечных согласных в чешском (а также словацком, русском и др.), с одной стороны, и в английском, с другой стороны, обусловлена потребностями высших планов соответствующих языков. В славянских языках они, в силу нейтрализации, оглушились, а в английском противопоставление р — b, v — f и т. д. сохранилось, хотя противопоставление по звонкости сменилось противопоставлением по напряженности. В славянских языках (чешском и др.) появление новых омонимичных пар слов, обусловленных оглушением конечных звонких согласных, не вносило сколько-нибудь значительных трудностей понимания, так как в предложении они получали четкую грамматическую характеристику и модель предложения в этих языках при этом функционально не перегружалась. А в английском языке, именно в силу функциональной перегруженности модели предложения, уничтожение противопоставления конечных согласных и возникновение в результате этого большого количества омонимов привело бы к значительным затруднениям процесса общения.
Читать дальше