— Ну, а кого же можно назвать другом? — спросили мы.
— Да хотя бы лошадь, — уверенно ответил он.
Мы с вами проделали кругосветное путешествие. И не одно.
Мы побывали в джунглях Амазонки и Новой Гвинеи, в пустынях Африки, Центральной Америки и Австралии, в тайге (у кетов) и в тундре (у чукчей, эскимосов, ненцев, нганасанов). Мы познакомились с сотней разнообразных языков. Некоторые из них похожи на русский (например, польский, чешский, словацкий, болгарский). Другие совсем не похожи — вьетнамский, готтентотские, папуасские…
Как вы думаете: зачем мы пустились в этот далекий путь? Неужели только ради того, чтобы узнать, что в бушменских и готтентотских языках есть щелкающие и чмокающие звуки, а в бирманском языке два множественных числа (и в то же время ни одного)? Подумайте сами: стоило ли мне писать эту книжку только для развлечения, только для того, чтобы рассказать вам о странностях языков?
Ну, конечно, не для того, хотя коллекция получилась, кажется, довольно занимательная. И мне самому эту книжку писать было интересно и весело.
Хотел я другого. Чтобы вы, закрыв последнюю страницу книги, по-новому посмотрели на наш с вами родной русский язык. Чтобы вы увидели: каждая, буквально каждая черточка этого языка может быть «начертана» в другом языке совсем по-другому. Звуки и ударения, морфология и синтаксис, слова и предложения…
Когда мы учим грамматику родного языка, нам кажется, что никакой иной грамматики и быть не может. И даже изучая иностранный язык (а в школе это обычно английский или немецкий — они не так уж сильно отличаются от русского), мы меряем его мерками своего родного — русского.
Вот я и стремился, шагая вместе с вами по карте языков, чтобы вы поняли: нет и не может быть такой общей мерки. Нельзя подходить к чужому языку с понятиями родного. Именно такой подход рождает презрение к другим языкам, которые ничем не хуже. А непонимание и презрение рождают самое страшное — презрение к другому народу, его культуре, его духовному богатству. Рождают национализм и шовинизм, уверенность в том, что моя нация — единственно достойная, а прочие, скажем — негры или славяне, не стоят того, чтобы о них (и о их языках) говорить серьезно. Так рассуждали еще древние греки: все, кто говорят на чужих, непонятных языках («бар-бар-бар»), — варвары. (Отсюда и слово!)
Уважение к национальной культуре, к родным языкам других народов невозможно без знания этой культуры, без хотя бы самой общей осведомленности об этих языках.
«Плохих» и «хороших» языков не бывает, как нет «плохих» и «хороших» народов. Зайдите в мастерскую скульптора, чеканщика по металлу, ювелира. Вы увидите там множество разнообразных орудий и инструментов. Каждое из них совершенно для своей цели, хотя применяются они иногда совсем по-разному.
Так совершенен и любой язык: он тоже орудие. Но он не только орудие — он и зеркало. Зеркало жизни и труда народа, зеркало его общественного развития. И в то же время зеркало связей этого народа с другими народами.
Я горд тем, что моя специальность — специальность языковеда — помогает другим людям узнать и полюбить языки и культуры разных народов. И я буду счастлив, если, прочитав мою книгу, вы сможете увлечься моей профессией и в будущем сделать ее своей.
Лингвистика XXI века [15] В новом издании эту главу следовало бы или исключить совсем, или переписать заново. Но я решил пойти по третьему пути — воспроизвести ее без изменений (только с небольшими сокращениями). Ведь мой прогноз оказался близок к действительности. Разве что я, как большинство футурологов, несколько поторопился… — Авт.
Эта книга написана для тех, кто сейчас только учится. Значит, через 25 лет, когда наступит новый век, им будет около 40 лет. Если они изберут своим жизненным поприщем науку, то именно они и будут в начале века ее главной движущей силой.
Рассказывая о науке, надо говорить не только о ее вчерашнем дне, но в первую очередь о сегодняшнем и завтрашнем. Прошлое тоже дело почтенное, но не оно определяет главные линии и основные задачи развития науки.
Итак, о лингвистике.
Живи мы с вами в прошлом, XIX веке, достаточно было бы написать «лингвистика — наука о языке». И этим все было бы сказано. Наука XIX века четко разделялась на отдельные «клеточки», в зависимости от изучаемых ею объектов. Сколько разных объектов — столько разных наук. Физика была наукой о физических объектах, о физических формах движения. Физиология — наука о строении и функционировании человеческого организма. Психология — наука о «душе», наука о человеческой психике. Точно так же и лингвистика была наукой о языке.
Читать дальше