Владимир Колесов - Язык Города

Разумеется, современники, знавшие французский язык, всегда чувствовали галлицизмы и по возможности приспосабливали их для нужд русского языка, И в отношении формы, и в отношении заветного смысл а идиомы. Особенно часто это приходилось делать писателям. «Надеюсь, — пишет И. С. Тургенев А. А. Фету, — что вы весело пожили в Москве и „люблю думать", как говорят французы, что вы не слишком нанюхались катковского прелого духа». Или так: «По-французски „есть хлеб" значит вовсе не то, что у нас,— сообщает П. Д. Боборыкин, приведя слова Э. Золя „Я целых десять лет ел хлеб!" — По-нашему это—• быть обеспеченным и даже благоденствовать; а француз употребляет это в смысле жизни, если и не впроголодь, то очень великопостной, на одном хлебе». Подобные соотношения между идиомами двух языков нередки, но не они определяли значение французского языка для русского. Заимствовались важные понятия, выраженные известными терминами.

Попытки продолжить накопление галлицизмов в XX в. успеха уже не имели. Надобность в подобных заимствованиях отпала. Получив толчок извне, русская речь уже и сама решительно и свободно стала образовывать собственные — разговорные — обороты речи. В большом количестве и не всегда, конечно, удачно, однако все же свои.

«...Приятель мой был un homme tout rond, человек совершенно круглый, как говорят французы, homo quadratus, человек четвероугольный, по выражению латинскому — по-нашему очень хороший человек»,— пишет А. С. Пушкин. Национальный образ, воплощенный в идиоме, не доступен переводу, да он и не нужен. На мои глаза — в XIX в. обычный галлицизм, затем выражение русифицировалось в соответствии с русской речевой традицией: на мой взгляд. Для процесса познания не сами по себе глаза важны, а исполняемая ими функция.

Однако даже в литературных образцах возникали досадные искажения русской речи в угоду привычной конструкции французского языка. «Перевести» ее на «язык родных осин» не всегда удавалось. «Всем известно,— писал И. С. Тургенев, — что г. Булгарин стоит на страже русского языка, которого чистота для него всего дороже. Это видно и из... статьи, где, между прочим, найдете такую фразу: ,,В одном конце залы, по правую сторону, выходя из столовой, стоял стол" v. проч. Многим могло бы показаться странным, каким образом стол выходил из столовой, да еще в то же время и стоял...»

Иван Сергеевич лукавит, смешивая субъекты действия: выходит все-таки посетитель, а стоит — стол. Однако подобные сочетания, смешивающие субъекты действия, довольно часто позволяли себе многие крупные писатели: Пошедши к нему, спрашивал он меня... (И. И. Дмитриев); Сердце как-то билось, садясь в коляску (П. А. Вяземский); Проезжая деревню, в коляске сломалось колесо (Л. Н. Толстой); Бродя по улицам, мне наконец пришел в голову один приятель (А. И. Герцен) — совершенный, как мы не раз уж заметили, галлицизм. Оборот «именительный самостоятельный» часто встречается в текстах начала XIX в.: Будучи на дворе сильный ветер, упала одна дождевая труба, что в переводе значит 'поднялся сильный ветер и сорвал одну дождевую трубу'.

Влияние французских конструкций некоторое время было поддержано определенными свойствами русского деепричастия. Деепричастие как форма книжная воспринималось наравне с любым заимствованием. Пока в социальной среде, где иностранными языками владели как своим родным языком, подобное смешение основного подлежащего с подразумеваемым субъектом действия никак не замечалось (хотя согласно русской конструкции деепричастие должно согласовываться с подлежащим, а не с прямым дополнением!). Лишь в конце XIX в. стала осознаваться искусственность фразы (ее высмеял А. П. Чехов своим знаменитым выражением-пародией: Подъезжая к сей станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа. От таких конструкций, нарушающих строгую последовательность в изложении мысли, избавились, и прежде всего в документах, которые требуют именно точности в выражении мысли. В разговорной речи подобные выражения могут еще встретиться, но только как оговорка. Вот как в заявлении потерпевшей в связи с утратой ею коровы: # купила эту корову, будучи еще телкой. Ни о чем, кроме как о малограмотности автора, такая фраза уже не говорит. Как бы ни были похожи на иностранные речения, но Ушли из нашей практики устарелые обороты с причастием, которые усложняли восприятие мысли. Вот строка из шутливого письма И. С. Тургенева: ...и тогда-то Богу благоволящу начнется та жизнь... Сегодня мы говорим по-русски: ...если позволит Бог, эта Жизнь начнется...