Леонид Кременцов - Русские поэты XIX века - Хрестоматия

Уже утомившийся день
Склонился в багряные воды.
Темнеют лазурные своды,
Прохладная стелется тень;
И ночь молчаливая мирно
Прошла по дороге эфирной,
И Геспер летит перед ней
С прекрасной звездою своей.

Сойди, о небесная, к нам
С волшебным твоим покрывалом,
С целебным забвенья фиалом,
Дай мира усталым сердцам.
Своим миротворным явленьем,
Своим усыпительным пеньем
Томимую душу тоской,
Как матерь дитя, успокой.

Теснятся все к Тебе во храм,
И все с коленопреклоненьем
Тебе приносят фимиам,
Тебя гремящим славят пеньем;
Я одинок в углу стою —
Как жизнью, полон я Тобою,
И жертву тайную мою
Я приношу Тебе душою.

Слёзы свои осуши, проясни омраченное сердце,
К небу глаза подыми: там утешитель Отец.
Там Он твою сокрушенную жизнь, твои вздох и молитву
Слышит и видит. Стучися, веруя в благость Его.
Если же силу души потеряешь в страданье и страхе,
К небу глаза подыми: силу Он новую даст.

I
Боже, царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй во славу нам,
Царствуй на страх врагам,
Царь православный;
Боже, царя храни!

II
Слава на небе солнцу высокому —
На земле государю великому!
Слава на небе утру прекрасному —
На земле государыне ласковой!
Слава на небе ясному месяцу —
На земле государю наследнику!
Слава ярким светилам полуночи —
Сыновьям, дочерям государевым,
И великому князю с княгинею!
Слава громам, играющим на небе —
Слава храброму русскому воинству!
Слава небу всему лучезарному —
Слава русскому царству великому!
Веселися ты, солнце небесное —
Многие лета царю благоверному!

III
Боже, царя храни!
Славному долги дни
Дай на земли;
Гордых смирителю,
Слабых хранителю,
Всех утешителю
Всё ниспошли!

Рушитель милой мне отчизны и свободы,
О ты, что, посмеясь святым правам природы,
Злодейств неслыханных земле пример явил,
Всего священного навек меня лишил!
Доколе, в варварствах не зная истощенья,
Ты будешь вымышлять мне новые мученья?
Властитель и тиран моих плачевных дней!
Кто право дал тебе над жизнию моей?
Закон? Какой закон? Одной рукой природы
Ты сотворен, и я, и всей земли народы.
Но ты сильней меня; а я – за то ль, что слаб,
За то ль, что черен я, – и должен быть твой раб?
Погибни же сей мир, в котором беспрестанно
Невинность попрана, злодейство увенчанно:
Где слабость есть порок, а сила – все права!
Где поседевшая в злодействах голова
Бессильного гнетет, невинность поражает
И кровь их на себе порфирой прикрывает!

Итак, закон тебе нас мучить право дал?
Почто же у меня он все права отнял?
Почто же сей закон, желание тирана,
От коего падет свобода бездыханна,
Меня ж неволит он себя переродить,
И что я человек, велит мне то забыть?
Иль мыслишь ты, злодей, состав мой изнуряя,
Главу мою к земле мученьями склоняя,
Что будут чувствия во мне умерщвлены?
Ах, нет, – тираны лишь одни их лишены!..
Хоть жив на снедь зверей тобою я проструся,
Что равен я тебе… Я равен? Нет, стыжуся,
Когда с тобой, злодей, хочу себя сравнить,
И ужасаюся тебе подобным быть!
Я дикий человек и простотой несчастный;
Ты просвещен умом, а сердцем тигр ужасный,
Моря и земли рок тебе во власть вручил;
А мне он уголок в пустынях уделил,
Где, в простоте души, пороков я не зная,
Любил жену, детей, и, больше не желая,
В свободе и любви я счастье находил.
Ужели сим в тебе я зависть возбудил?
И ты, толпой рабов и громом окруженный,
Не прямо, как герой, – как хищник в ночь презренный
На безоруженных, на спящих нас напал.