Мария Лоскутникова - Русское литературоведение XVIII–XIX веков. Истоки, развитие, формирование методологий - учебное пособие

В работе рассмотрена поэтика сюжета героической поэмы. Первая «часть» сюжета носит характер экспозиции, когда автор дает ввод в ситуацию. «Вторая [часть] <���…> называется узел, или завязывание, или заплетение»; иными словами, «вторая часть» сюжета связана с формированием конфликта. Завершением произведения является «развязывание, или расплетение, или окончание всего действия». Рассмотрение сюжета поэмы сопровождалось обращением Тредиаковского к вопросу о расстановке персонажей. «Пиит, – указывал автор работы, – рассудил за благо употребить во всей своей пииме разные народы, разных военачальников и богов, сопротивляющихся друг другу» (101).

Тредиаковский коснулся пафоса произведения как фактора его стилеобразования. «Омир, – писал он, – преходит часто от громкого гласа к тихому, от высокого к нежному, от умиленного к ироическому, а от приятного к твердому, суровому и никак свирепому». Эти интонационно-пафосные модуляции оформлены сравнениями и «уподоблениями» – их «пренеисчетное <���…> богатство». Наконец, «ничто не может стихов его [Гомера] быть гладчее и плавнее, а речений в них пристойнее, изобразительнее» (101).

Помимо «Илиады», в круг «ироических пиим» Тредиаковский включил «Одиссею» (это «вторая Омирова эпопиа»), а также «Енеиду» («Энеиду») Марона (Вергилия). В этих эпопеях, «двух на еллинском языке да одной на латинском», представлена «вся и единственная сладость читателей благоискусных». В дальнейшем, по мнению Тредиаковского, только Ф. Фенелон [51]«снабдил Общество ученое четвертою эпопиею, хотев его просветить» (102). Французский писатель продолжил эпическое и героическое описание легендарной истории, выведя в качестве героя сына Одиссея Телемака.

Тредиаковский отрицал принадлежность таких произведений, как «Библия», поэма Лукана [52]«Фарсалия», написанная на латинском языке, поэма Торквато Тассо «Избавленный Иерусалим» («Освобожденный Иерусалим»), написанная на «италианском», эпические поэмы Камоэнса «Лузиада», написанная на португальском, «Потерянный рай» Джона Мильтона, написанный на «аглинском», и «Ганриада» («Генриада») Вольтера, написанная на французском, к жанру «ироической пиимы» (103). Первым аргументом Тредиаковского является утверждение, что «история, служащая основанием эпической пииме, должна быть или истинная, или уже за истинную издревле преданная». Тредиаковский отказал в праве на такое основание событиям, взятым из «древней», «средней» и «толь меньше еще новых веков в истории», поскольку эпопея сосредоточена на изображении «времен баснословных, или ироических» (102–103). Реальное лицо не может быть героем классической эпопеи. В центре ее могут находиться только такие мифологические герои, как Приам, Агамемнон, Гектор, Ахилл, Одиссей, Телемак и др., т. е., в терминологии Тредиаковского, герои «баснословные» (107). Вторым аргументом в утверждении автором «Предъизъяснения» своей правоты стало указание на то, что большинство перечисленных произведений написано на европейских языках: это «и по течению слова суть токмо то, что они сочинения некие стихами сих народов» (103).

Будучи поэтом-классицистом, Тредиаковский подчеркивал, что в эпопее читатель наслаждается «течением слова ироического» – «екзаметром» (гекзаметром). Он сравнивал стиховой «поток» эпопеи с рекой, «подобной Волге: сперва несется струею, потом ручьем, потом речкою, вскоре после рекою; возрастая ж впадающими с сторон водами, влечет уже ток свой быстрый, глубокий, обширный, полный превеликим и предолгим Нилом, даже до самого своего устия в море, то есть до окончания». Такого наслаждения, был убежден Тредиаковский, не могут нести «стихи, оканчивающиеся рифмами», которые «отнюдь не могут продолжать непрерывного такова шествия», – стихи «италианские, англинские, ишпанские, французские и польские». «Такие стихи суть не река, – гневался Тредиаковский, – текущая с верху в низ, непрестанно и беспреломно, к удаленному своему пределу: они студенец <���холодный ключ> некий, бьющий с низу в верх», «согласие рифмическое отроческая есть игрушка, недостойная мужских слухов» (106).

Историко-литературный вывод Тредиаковского однозначен: «сею препрославленною титлою <���героической поэмой> величаться им <���перечисленным произведениям> нет права», «не имеет подлинно ученый свет по сие время <���…>, кроме Омировых, Мароновы и Фенелоновы, ироических пиим точных и существенных: все прочие, колико их ни обносится, суть токмо псевдопиимы такие» (103).