Альбина Саяпова - Диалог творческого сознания А. А. Фета с Востоком (Фет и Хафиз)

Вторая часть стихотворения, темпорально определенная через образ «ныне», начинается со сравнения души лирического героя с морской волной, которая «светла». В основе поэтизации морской волны лежит принцип антропоморфизма:

А ныне – как моя душа,

Волна светла, – и, чуть дыша,

Легла у ног скалы отвесной...

Таким образом, образ «светлой» морской волны становится метафорой гармонии, любви. В великолепной картине ночного моря с луной образ «светлой» морской волны, «погруженный» в лунный свет, становится олицетворением всего земного и небесного, поскольку земное и небесное и есть две ипостаси божественной сущности:

В ней и земля отражена,

И задрожал весь хор небесный.

В стихотворении « Море и звезды » (1859) гармония как основной смысл его присутствует уже в первой строке: он в событие (в бахтинском определении) лирических героев («мы оба глядели»). Напряжение, имеющееся во второй строке («Под нами скала обрывалася бездной»), снимается романтическим описанием «затихавших волн» и ночного неба.

Обычная для Фета зрительная игра с пространством, в которой море и небо – явления одной стихии, приводит к символическому образу трансцендентного «края родного» – образу, буквально, символистскому, характерному для А. Белого, А. Блока:

Любуясь раздольем движенья двойного,

Мечта позабыла мертвящую сушу,

И с моря ночного и с неба ночного,

Как будто из дальнего края родного,

Целебною силою веяло в душу.

Морская стихия своими колыхательно-колебательными движениями «затихавших волн» оказывает успокаивающее, убаюкивающее воздействие, стилистически выраженное повторяющимся «как будто»:

Всю злобу земную, гнетущую, вскоре,

По-своему каждый, мы оба забыли,

Как будто меня убаюкало море,

Как будто твое утолилося горе,

Как будто бы звезды тебя победили.

Известно, что мир в картине мира художника выступает в то же время образом самого субъекта. Как свидетельствует вышеприведенный анализ стихотворений, художественная картина Фета как мироздание не является картиной в западном смысле этого слова, когда художник «пишет картину с позиций наблюдателя, что сообщает картине прямую (линейную) перспективность изображения, масштабность относительно положения рисовальщика, обуславливает видимость или невидимость предметов» [3: 101]. Художественная картина Фета – это не антропоцентрически выстроенный мир, характерный западному художнику, а мир сам по себе, со «встроенностью» в него субъекта восприятия, что является свойством восточного художника. Художественная картина мира Фета как картина мироздания – это мимолетное и зыбкое мгновение, схваченное как представление, восприятие мира. Мгновение у Фета – внутренне проявившийся момент сущности, в котором прозрение мироздания, в нем – «процесс» «встроенности» субъекта восприятия как необходимое условие при создании картины мира. Не случайно, фетоведы говорят о стремлении поэта «запечатлеть вечность в одном мгновении» через создание поэтом видения макрокосмоса через микрокосмос [8: 36].

Мгновение как внутренне проявившийся момент сущности – это дар художника, дающий ему свободу творчества. В этом даре – способность в мгновение представить свой творческий замысел как целое, прозреть его. (По Гартману, целое дается гениальному замыслу в мгновение [9: 92].)

Белый называет мгновением «временную форму индивидуального содержания» («индивидуальное содержание» поэта – это его творчество). Мгновение, по Белому, не предел делимости времени, а «совокупность моментов, объединенных индивидуальным единством содержания; это единство протекает перед нами как замкнутый сам в себе мир; погружение в этот мир есть процесс переживания ; пережить мгновение – пережить индивидуальный процесс как процесс, замкнутый со всех сторон <...>» [9: 60]. Чрезвычайно важным для нас является определение Белым символа как исходного образа в тех структурно-семантических отношениях, которые позже были названы как синтагматические, парадигматические. Он пишет: «Символы определяли мы со стороны метафизики как единство форм и их содержаний; символическое содержание, являя нам разнообразие единого (линейное развертывание образа в парадигматических его определениях. – А.С. ), находится в противоречии с содержаниями имманентной действительности; эта последняя является новой в каждом индивидуальном комплексе (смысловые, синтагматические определения. – А.С. ); мир с этой точки зрения есть собрание индивидуальностей» [9: 60].