Тимур Радбиль - Основы изучения языкового менталитета - учебное пособие

Особенности поведенческой сферы языкового менталитета обнаруживают себя и в более крупных, чем одно слово или выражение, структурах семиотического поведения – в обрядах, ритуалах, текстах. Так, Б.А.Успенский говорит о разных формах выражения феномена русского культурного анти-поведения:

«Анти-поведение, т. е. обратное, перевернутое, опрокинутое поведение – иными словами, поведение наоборот, – исключительно характерно для культуры Древней Руси, как и вообще для архаической и средневековой культуры…

Насколько большое место занимало анти-поведение в русском культурном обиходе, видно из того, что оно было в известной мере регламентировано – при этом регламентированы были именно не конкретные формы, но самый принцип анти-поведения как такового. В определенных условиях – прежде всего в определенное время и в определенном месте – предполагался отказ от принятых норм и обращение к прямо противоположному типу поведения; это, например, происходило на святки, масленицу, в купальские дни. Некоторые периоды русской истории характеризуются экспансией анти-поведения, когда оно принимает, так сказать, государственные формы; так именно обстоит дело с опричниной при Иване Грозном» [Успенский 1996: 460–461].

В другой своей книге «Ego loquens» Б.А. Успенский анализирует некоторые вербальные формы русского анти-поведения. Так, например, фраза приди вчера выступает у русских как заклинание против злого духа; это никоим образом не оксюморонная шутка – злой дух отсылается в другое время, подобно тому как он может быть послан в другое место; вместе с тем здесь находит отражение представление о перевернутом характере потустороннего мира по отношению к здешнему, посюстороннему миру.

Не менее характерны ритуальные песни, где описывается магическое анти-поведение, т. е. обратное, перевернутое поведение, признаваемое необходимым для контакта с потусторонним миром или его представителями. Так, при совершении обряда «опахивания» селения, направленного на изгнание эпидемической болезни (которая воспринималась как злой дух), женщины и девушки, совершавшие этот обряд, пели:

Следует иметь в виду, что и пахота, и посев являются в нормальном случае специфически мужскими занятиями: женщины этим не занимались. Перевернутость поведения при «опахивании» усугубляется тем, что магический круг, охраняющий селение, совершается против солнца, т. е. против часовой стрелки (при том что народные обряды, направленные на предупреждение порчи, увеличение благосостояния и т. п., предусматривают круговое движение по солнцу, т. е. по часовой стрелке), что этот обряд исполняется ночью или же на заре, что участницы снимают с себя платки и пояса или даже раздеваются донага (при этом простоволосость и беспоясность приписываются облику нечистой силы); наконец, обряд этот может совершаться не с песнями, а в ритуальном молчании, которое представляет собой разновидность речевого анти-поведения. Эта перевернутость поведения и отражается в песнях, которыми сопровождается данный обряд.

Итак, описание мира с перевернутыми связями может восприниматься как в мифологическом (или фантастическом), так и в комическом ключе. С одной стороны, широко распространено представление о перевернутости потустороннего (загробного мира): у самых разных народов бытует мнение, что на том свете правое и левое, верх и низ, переднее и заднее и т. п. меняются местами, т. е. правому здесь соответствует левое там, солнце движется в загробном мире с запада на восток, реки текут в обратном направлении; когда здесь день, там ночь, когда здесь зима, там лето, и т. д. и т. п. Такого рода представления проявляются в ритуальном поведении (в частности, в магических обрядах): предполагается, что при общении с потусторонним миром необходимо вести себя наоборот, т. е. обратным по отношению к обычному образом (например, действовать левой рукой, пятиться назад, переворачивать предметы, переодеваться в платье противоположного пола и т. п.) [Успенский 2007: 176–177].

Таким образом, мы можем говорить о разных функциях и типах анти-поведения – сакральной, ритуальной, символической, комической и даже дидактической.

Помимо анализа отдельных языковых проявлений поведенческой сферы можно, видимо, говорить и о национальной специфике поведенческой стратегии в целом. Разные культуры по-разному относятся к тому, что считать ключевым в общении с другими людьми. Об этом рассуждает В.В. Красных в книге «Этнопсихолингвистика и лингвокультурология» (2002). Так, этнопсихологи различают высококонтекстныеи низкоконтекстныекультуры. Имеется в виду следующее: на что обращается большее внимание – на содержание сообщения, т. е. что говорится, или на «контекст» общения, т. е. как говорится, с кем и в какой ситуации происходит общение. По этому признаку (в том числе) противопоставляются, например, культуры «индивидуалистические западные» и «коллективистские», к числу которых относятся многие восточные культуры. Например, по свидетельству Г. Триандис, в американской культуре высоко ценится содержание общения, в дискуссии американцы стремятся сразу точно и четко высказать основную идею и главный аргумент, чтобы спровоцировать интерес к остальной информации. И вместе с тем американцы в обычной повседневной речи часто обмениваются «ритуальными» вопросами, не предполагающими ответов в истинном смысле этого слова (типа «Как дела?»).