Литагент «Эксмо» - Былины

Поклон ведут по-ученому:
«Здравствуешь, ласковый Владимир-князь!» —
«Добро жаловать, удалы добры молодцы!»
Он садит их на скамейки на дубовые,
Наливает чары зелена вина,
Не малые чары – в полтора ведра,
Подает удалым добрым молодцам.
Принимают добры молодцы единой рукой,
Выпивают добры молодцы единым духом.
На резвы ноги стают, низко кланяются.
«Ой ты гой еси, ласковый Владимир-князь,
Привезли мы тебе дани-пошлины,
От собаки Батура Батвесова!»
Кланяется им ласковый Владимир-князь,
Кланяется до сырой земли:
«Спасибо вам, удалы добры молодцы,
Послужили вы мне верой-правдою,
Верой-правдою неизменною!»

Еще ездил Добрынюшка во всей земли,
Еще ездил Добрынюшка по всей страны;
А искал собе Добрынюшка наездника,
А искал собе Добрыня супротивника:
Он не мог же найти себе наездничка,
Он не мог же найти себе сопротивничка.
Он поехал во далече во чисто́ поле́,
Он завидял, где во поле шатер стоит.
А шатер-де стоял рытого бархата;
На шатри-то-де подпись была подписана,
А подписано было со угрозою:
«А еще кто к шатру приедет, – дак живому́ не быть,
А живому тому не быть, прочь не уехати».
А стояла в шатре бочка с зеленым вином;
А на бочке-то чарочка серебряна,
А серебряна чарочка позолочена,
А не мала, не велика, полтора ведра.
Да стоит в шатри кроваточка тесовая;
На кроваточке перинушка пуховая.
А слезывал-де Добрынюшка со добра́ коня,
Наливал-де он чару зелена вина.
Он перву-ту выпил чару для здоровьица,
Он втору-ту выпил для весельица,
А он третью-ту выпил чару для безумьица,
Сомутились у Добрынюшки очи ясные,
Расходились у Добрынюшки могучи́ плеча́.
Он разорвал шатер дак рытого бархату,
Раскинал он-де по полю по чистому,
По тому же по раздольицу широкому;

Распинал-де он бочку с зеленым вином,
Растоптал же он чарочку серебряну;
Оставил кроваточку только тесовую,
А и сам он на кроваточку спать-де лег.
Да и спит-то Добрынюшка нонче суточки,
Да и спит-де Добрыня двои суточки,
Да и спит-де Добрынюшка трои суточки,
Кабы едет Дунай сын Иванович,
Он и сам говорыт дак таковы слова:
«Кажись, не было не бури и не па́деры, —
А все мое шатрышко развоевано,
А распинана бочка с зеленым вином,
И растоптана чарочка серебряна,
А серебряна чарочка позолочена,
А оставлена кроваточка только тесовая,
На кроваточке спит удалой добрый молодец».
Сомутились у Дунаюшки очи ясные,
Разгорело у Дуная да ретиво́ сердцо́,
Закипела во Дунае кровь горючая,
Расходилися его дак могучи плеча.
Он берет же свою дак сабельку вострую,
Замахнулся на молодца удалого;
А и сам же Дунаюшко що-то прираздумался:
«А мне сонно́го-то убить на место мертвого;
А не честь моя хвала будет богатырская,
А не выслуга будет молодецкая».
Закричал-то Дунаюшко громким голосом,
Ото сну-де Добрынюшка пробужается,
Со великого похмельица просыпается.
А говорыт тут Дунаюшко сын Иванович!
«Уж ты ой еси, удаленький добрый молодец!
Ты зачем же разорвал шатер дак рыта бархата;
Распинал ты мою боченьку с зеленым вином;
Растоптал же ты чарочку мою серебряну,
А серебряну чарочку позолочену,
Подаренья была короля ляховинского?»
Говорыт тут Добрынюшка Никитич млад:
«Уж ты ой еси, Дунаюшко сын ты Иванович!
А вы зачем же пишете со угрозами,
Со угрозами пишете со великими?
Нам бояться угроз дак богатырскиех,
Нам нечего ездить во поле поля́ковать».

Еще тут, молодцы, они прирасспорили,
А скочили, молодцы, они на добрых коней,
Как съезжаются удаленьки добры молодцы;
А они билися ведь палочками буёвыми,
Рукояточки у палочек отвернулися,
Они тем боём друг дружку не ранили.
Как съезжаются ребятушки по второй-де раз;
Они секлися сабельками вострыми,
У них вострые сабельки исщерба́лися,
Они тем боём друг дружку не ранили.
А съезжаются ребятушки во третий раз;
А кололися копьями-де вострыми —
Долгомерные рато́вища по семь сажен,
По насадочкам копьица свернулися,
Они тем боём друг дружку не ранили.
А тянулися тягами железными
Через те же через гривы лошадиные,
А железные тяги да изорвалися,
Они тем боём друг дружку не ранили.
Соскочили ребятушки со добрых коней
А схватилися плотным боем, рукопашкою,
А еще борются удаленьки добрые молодцы,
А еще борются ребятушки двои суточки,
А и борются ребятушки трои суточки;
По колен они в землю да утопталися,
Не которой один дру́га не пере́борет.
Там ездил стары казак по чисту полю;
А и был с им Алешенька Попович-от,
Да и был с им Потык Михайло Долгополович.
Говорыт тут стары казак Илья Муромец:
«Мать сыра да земля дак потряхается,
Где-то борются удалы есть добрые молодцы».
Говорыт тут стары казак Илья Муромец:
«Нам Алешеньку послать – дак тот силой лёгок;
А Михайла послать – дак неповоротливый,
А во полах-де Михайло заплетется же;
А и ехать будет мне самому, старому;
Как два русских-де борются, надо разговаривать,
А и русский с неверным, дак надо помощь дать,
А два же нерусских, дак надо прочь ехать».
А поехал стары казак Илья Муромец;
Он завидел-де на поле на чистоем