Жанна Долгополова - Чтобы мир знал и помнил. Сборник статей и рецензий

В отличие от диккенсовского засаленного, оборванного урода Фейджина, Айки Соломон был красив и элегантен: удлиненное лицо, темные глаза и волосы, орлиный нос. Высокий, худощавный, он слыл неутомимым ловеласом и сердцеедом, хотя рано женился на Анн Хулиан, дочери Мозеса Хулиана, местного кучера. Анн работала барменшей в «Голубом якоре», находившемся рядом с домом в том же Петтикот переулке. Она родила Исааку шестерых детей, а со временем стала его достойным деловым партнером. Вместе они создали целую сеть организованной преступности, основанную на классическом треугольнике: проституции, скупке краденого и подкупе властей. В многолюдном театральном районе они открыли «дамский пансион», где на полном обеспечении проживали проститутки, способные оплатить услуги. По всей вероятности, Исаак, подвизавшийся в поставках полицейского обмундирования, давал полиции соответствующие взятки, и «дамский пансион» находился под надежной защитой.

Деятельному Исааку огромный Лондон оказался мал, и он начал через агентов переправлять краденое в провинцию, что, кстати, значительно уменьшало риск распознавания пропавших вещей. Кроме того, с помощью нужных лиц на нужных местах он сделался агентом по морским перевозкам и таким образом получил возможность сплавлять краденое в заморские страны. Подвизался он и в сбыте «ювелирного лома», продавая через своих агентов разобранные, сломанные (чтоб не напали на след) ювелирные изделия: камни без оправы, часовые механизмы без футляра и т. п. K 1825 году он владел в Лондоне целой сетью борделей, что позволило ему обзавестись вторым домом на окраине Лондона в Ислингтоне и содержать любовницу. По словам современников, когда Анн Соломон об этом узнала, она впала в такую ярость, что любовница бросилась в участок с доносом и на мужа, и на супружницу, но полиция отказалась принять меры.

Чтобы торговля краденым не знала простоев, воровской мир должен был трудиться, не покладая рук и не засвечиваясь. Но в 1826 году целая серия дерзостных ограблений в Лондоне вызвала такое общественное возмущение, что полиция вынуждена была найти преступников. И тогда Айки немедленно покинул столицу и под вымышленным именем «мистер Джонс» отправился в длительное путешествие по северу страны. И хотя его там узнавали, но добрый нрав и щедрость «мистера Джонса» производили столь благоприятное впечатление на всех, с кем сводили его странствия, что на него не доносили, и успокоенный Айки вернулся в свой собственный дом в Ислингтоне, куда 25 апреля с ордером на арест (как говорили, по наводке брошенной любовницы) нагрянула полиция. При обыске полиция обнаружила несметное множество всего, что изготовляет, ввозит, покупает и продает Британская коммерция. Несмотря на баснословный улов краденого и скупленного, вытянутый полицией из Соломонова дома, сам Айки предстал перед судом в Ламбете по скромному обвинению в незаконном хранении механизмов пяти краденых карманных часов, за что и был на неделю задержан в полицейском участке.

Этот первый арест неожиданно раскрыл еще одну жизненную грань Исаака Соломона. Если судить по списку отобранных при аресте личных вещей (где упомянут «старинный перстень с печатью, отлитой на масонский манер, и современный перстень с выгравированными инициалами “И. С.” в обрамлении масонских эмблем и якоря»), он, быть может, был членом масонской ложи.

Прошла неделя, и арестованный снова предстал перед судом, на этот раз обвиняемый в хранении краденого на космическую по тем временам сумму в тысяча четыреста фунтов стерлингов. Пока арестованный ждал своей участи, его друзья из воровского мира дважды предпринимали попытку взломать полицейский склад и похитить улики, но безуспешно. Подсудимый должен был предстать перед центральным лондонским уголовным судом (Олд Бейли), в ожидании которого Айки Соломона перевели в Ньюгейтскую тюрьму со строжайшим предписанием принять все меры, чтобы подсудимый не сбежал. Казалось, правосудие добралось наконец-то до Исаака Соломона, и впереди у него только три исхода: на галеры, виселицу или в Австралию. Спас его хорошо продуманный и дерзко исполненный замысел.

Разумеется, у Айки не было недостатка во влиятельных связях по обе стороны закона, потому что первый шаг в плане вовлекал особое судебное распоряжение «о предъявлении арестованного в суд для рассмотрении вопроса о законности его ареста». В переводе с языка закона это значило, что арестованного должны были доставить из Ньюгейтской тюрьмы на скамью подсудимых в Королевском суде в Вестминстере для того, чтобы юрисдикция выслушала обе стороны (обвинение и защиту) и вынесла решение, может ли обвиняемый быть выпущен до суда под залог. Как и предполагали заговорщики, подсудимому в этом было отказано, и его должны были вернуть в Ньюгейтскую тюрьму. А о том, что случилось на обратном пути, читателям доложила лондонская «Таймс» 28 мая 1827 года: