Артур Кларк - Голоc через океан

Чарльз Уитстон (Wheatstone)

Уже в 1837 году Кук и Уитстон сумели запатентовать свой первый телеграф. Его испытание провели в том же 1837 году между двумя железнодорожными станциями в Лондоне на линии протяжённостью около двух километров. Приёмными устройствами телеграфа были приборы так называемого стрелочного типа, где буквы обозначались отклонением стрелок вправо или влево, в зависимости от получаемого сигнала.

Схема одного из телеграфных приемников Уитстона и Кука. Передается буква, лежащая на пересечении стрелок.

Система в целом была громоздкой и действовала медленно; тем не менее, с её помощью сообщения мог передавать и принимать даже неквалифицированный персонал, что, по-видимому, явилось одной из причин использования приборов такого типа даже в XX веке на глухих железнодорожных станциях Англии.

Дальнейшее развитие железных дорог и электрического телеграфа пошло рука об руку. Новые быстрые средства транспорта не могли обойтись без быстрой связи. За несколько лет сеть железных дорог и телеграфных линий получила распространение на большей части Европы. К тому воемени Кук и Уитстон уже сумели сколотить состояния. Их успех вместе с тем стал концом их дружбы. Начался долгий и беспредметный спор о приоритете в изобретении телеграфа, хотя ни Куку, ни Уитстону, как известно, он не принадлежал.

Сэр Уильям Ф. Кук (Cooke)

В этот же период по другую сторону Атлантического океана – в Америке – происходили аналогичные события. Художник-портретист среднего таланта Сэмюэль Финлей Бриз Морзе (1791-1872) также занимался разработкой электрического телеграфа. Как увидит читатель, в историях Кука и Морзе имеется поразительное сходство. В своих обычных занятиях Морзе не имел ничего общего с техникой и, в частности. с электричеством. В 1832 году, возвращаясь из Европы в США, он узнал о телеграфе из случайной беседы со своим попутчиком.

Сэмюэл Морзе

Услышанное, видимо, произвело на него такое впечатление, что по прибытии домой он немедленно занялся опытами в области телеграфной связи. Работа поглотила всё его время. Лишь необходимость зарабатывать на жизнь вынуждала его иногда прибегать к прежним занятиям. Попытки получить сколько-нибудь ощутимую финансовую поддержку государственных учреждений или частных предпринимателей, как правило, оканчивались ничем. Кроме того, Морзе не имел необходимых знаний для того, чтобы претворить в жизнь свои идеи, и так жe был вынужден искать квалифицированную помощь. В этом вопросе ему исключительно повезло. К своим разработкам он привлёк выдающегося учёного Джозефа Генри (1797-1878) – первооткрывателя в области электромагнетизма, именем которого названа единица индуктивности. Впоследствии, как будто для полноты сходства, и в этом содружестве возник неприличный скандал из-за приоритета.

Джозеф Генри

Но как бы то ни было, к концу 1830-х годов была создана новая, действительно замечательная система телеграфа, отличающаяся поразительной простотой. Она воспринималась как нечто всегда существовавшее. При взгляде на неё терялось ощущение, что её вообще кто-нибудь создавал. Прежние системы телеграфа имели множество проводов, сложные и неудобные в обращении аппараты; эта – состояла из одного провода (второй заменяла земля), имела простой и удобный передатчик в виде ключа для замыкания и размыкания электрической цепи и автоматический приёмник для записи сигналов. Сигналы передавались специальным кодом, в котором буквы обозначались комбинациями точек и тире; импульсы тока определённой длительности заставляли колебаться электромагнитное перо приёмного устройства, воспроизводящее точки и тире на ленте. Мало того, сигналы кода стали принимать и просто на слух, как относительно короткое или длинное звучание. Вскоре телеграфисты настолько усовершенствовали своё мастерство, что могли принимать и передавать сигналы с невероятной скоростью, при которой ухо непосвящённого человека слышало лишь непрерывное звучание. Теперь, когда огромную армию телеграфистов в значительной мере вытеснили специальные аппараты, такое высокое мастерство приёмо-передачи на слух встречается довольно редко. В нём, видимо, уже отпала прежняя необходимость, а код Морзе (точнее, его эквиваленты) стал главным образом языком машин.