— Сидеть! — неожиданно рявкнул Маркин, рубанув ладонью воздух. — Успеешь еще дров наломать!
— Ну, знаете! — вспыхнул я. — Вы не командир яхты и не имеете права…
— Стоп! — Маркин замер. Казалось, он прислушивается, пытаясь уловить страшно далекий, почти не воспринимаемый ухом звук. — Ну-ка, парень, выйди из рубки.
Я чуть не задохнулся от возмущения.
— Это еще зачем?
— Намудрили, похоже, мы с переходом. — Он сказал «мы», хотя все операции производил я. — Нестабильность гиперполя растет, понял? На приборы не смотри, они пока молчат. — Маркин быстрыми точными движениями отсоединил лицевую панель энергоблока. — У тебя сколько чувств? Пять. А у меня не меньше десяти. Вот, наверно, десятое и сигнализирует. Выйди, ты все равно ничем не можешь помочь.
Я еще осмысливал услышанное, а Маркин уже с непостижимой скоростью переставлял узлы аппаратуры. Что-то жутковатое было в безошибочных, как у автомата, движениях пальцев. Вдруг в полуметре от его лица возникло и закрутилось на месте, непрерывно увеличиваясь в размерах, облачко оранжевых искорок. Я остолбенел. Редчайший, почти невозможный случай! Об этой чертовщине, не имеющей даже названия и появляющейся при неудачных гиперпереходах, ходили легенды.
Не знаю, сколько бы я простоял, скованный ужасом, но Маркин схватил меня за плечо и вышвырнул в коридор. Я упал на пол и метра полтора проехал на животе. Сзади раздался щелчок — автоматически закрылась дверь. Я вскочил и заколотил кулаками по упругому суперпластику.
— Откройте! Я помогу вам! Откройте!
Помощь. Какая от меня могла быть помощь? Но я ломился в дверь, за которой безумствовали кванты вырожденного пространства, словно больше всего на свете боялся остаться по эту сторону. И тут возник невыносимый, раздирающий барабанные перепонки свист. У меня в голове словно что-то переключилось. Вспомнив про экран внутреннего обзора, я бросился в каюту.
Увиденное на экране заставило меня содрогнуться. По рубке гуляли золотистые волны. Сквозь янтарные сполохи проступали очертания распотрошенных блоков. На полу, раскинув руки, неподвижно лежал Маркин.
Я до крови искусал губы, прежде чем система безопасности, зафиксировав снижение уровня излучений до нормы, открыла дверь. Дальнейшее запомнилось отрывисто. Помню, как ворвался в рубку и тут же со всего размаху ударился о какой-то прибор. Боль взорвалась в колене. Глаза застлала дрожащая багровая пелена. Помню искаженное, запрокинутое вверх лицо Маркина, мои руки, лихорадочно расстегивающие у него на груди нелепый радужный комбинезон, страшную в своей неподвижности прямую линию на экранчике кибдиагноста. А потом, угадывая путь в колеблющемся мареве, я тащил тело Маркина из рубки, и нечем было смахнуть жгучую влагу, помимо воли наполнившую глаза.
Лучшего саркофага, чем спасательная капсула, мне найти не удалось. Сколько времени я просидел возле нее, прямо на полу аварийного отсека? Три часа? Пять? Сутки? Время утратило смысл. «Меропа» описывала вокруг планеты виток за витком, а я все сидел, и мысли мои медленно и обреченно бродили по замкнутому кругу: «Как это случилось? Он погиб из-за меня. Я виноват. Как это случилось?..»
Застоявшуюся тишину нарушили скрипучие металлические звуки. Я не сразу сообразил, что это голос ремонтного кибера. Автомат докладывал о полном восстановлении работоспособности яхты.
Я поднялся и направился в рубку. Там уже был относительный порядок, и только блоки управления гиперустановкой, вынутые из привычных мест и бессмысленным, на первый взгляд, образом соединенные между собой, напоминали о схватке человека с неистовством бушующей материи. В голове не укладывалось, как Маркин успел столько сделать за отведенные ему мгновения.
На обзорном экране застыла разноцветная пена, словно приклеенная к поверхности планеты. Чем дольше я всматривался в нее, тем отчетливее сознавал, что Линда замерла в ожидании. «Неужели ты бросишь меня, человек?» — словно спрашивала она, и я почти физически ощущал, как Инт, скрытый броней облаков, в порыве гаснущей надежды тянется ко мне.
«К черту! — подумал я. — Чего ты хочешь от меня? Маркин сделал для тебя все, что было в человеческих и нечеловеческих силах. И — погиб. А ты. В любом случае тебе жить еще тысячу лет после того, как меня не станет. Так чего ради я буду тратить крохи отпущенной мне жизни? Чтобы обеспечить тебя бессмертием?»
Мир, проплывающий подо мной, молча ждал, ждал.
И тут мне стало страшно. Я вдруг понял, что после всего происшедшего уже не смогу жить, как раньше. Меня грызла совесть — беспощадно, как казавшийся до поры до времени домашним маленький хищный зверек, в котором вдруг пробудилась древняя дикая кровь. Маркин не достиг цели, к которой стремился десять лет, а готов был — целую жизнь. Из-за меня не достиг. Но что я мог сделать сейчас? Принять эстафету? Заменить Маркина и, начав все с нуля, пройти его путем?
Читать дальше
