Вынужденная отставка в самый разгар войны с поста морского министра не могла не оставить у Черчилля чувства горечи и обиды. Впоследствии он всегда испытывал недоверие и даже враждебность к высшим военно-морским чинам. Исключение составлял, пожалуй, только «сорви-голова» Роджер Кейс, который до самого конца был уверен в возможности форсирования Дарданелл силами флота и с жаром отстаивал эту идею. Именно поэтому он впоследствии неизменно пользовался благосклонностью бывшего морского министра 29.
Какие же чувства должен был испытать Черчилль, когда узнал о том, что Фишер вновь привлечен к руководству военными вопросами? И это менее чем два месяца спустя после всех воплей об «оставлении своего поста» и о том, что «он заслуживает быть повешенным на рее»! После того, как по его вине Великобритания во время жесточайшей войны в течение 10 дней оставалась без первого морского лорда! Именно действия Фишера привели к унижению Черчилля перед всем миром и устранению его от дел. И вот теперь бывший морской министр в изгнании, а бывший первый морской лорд снова при Адмиралтействе. 6 июля Черчилль заявил свой протест Асквиту и даже потребовал объяснений у Бальфура. Последний резонно возразил, что Черчилль сам всячески превозносил оригинальность мышления Фишера и его изобретательские таланты 30.
15 ноября 1915 г., незадолго до отбытия на фронт Черчилль решил сделать заявление в парламенте, как приватное лицо. Бывший морской министр испытывал потребность как-то ответить своим критикам, которые не прекращали нападки на его промахи в связи с Дарданелльской операцией. Его речь была довольно пространной и при отсутствии в ней конкретных фактов, что объяснялось секретностью этих данных, почти сплошь состояла из самовосхвалений и самооправданий. В отношении Фишера Черчилль сказал следующее: «Сегодня я не собираюсь набрасываться на кого-либо с упреками, — начал он риторически, — но должен указать, что от первого морского лорда я не получал ни четкого указания до событий, ни твердой поддержки после, которые я ожидал. Если он не одобрял операцию, он должен был заявить об этом на Военном Совете. Война — трудное и жестокое дело и в ней нет места для обид и недомолвок. Если первый морской лорд не одобрял операции, если он полагал, что она пойдет не так как ожидают, если он думал, что она приведет к неприемлемым потерям, его обязанностью было заявить о своем несогласии…» 31.
Выступление Черчилля получило неожиданную поддержку со стороны Бонар Лоу. Однако далеко не все разделяли позицию лидера консерваторов. На большинство депутатов речь бывшего морского министра, назвавшего Дарданелльскую операцию «законным риском», произвело крайне неблагоприятное впечатление. В их глазах она подтвердила непомерные амбиции Черчилля, его готовность с легкостью жертвовать жизнями солдат и офицеров для восстановления своей репутации.
Многие также считали, что Черчилль был несправедлив к «Джеки» Фишеру. Но больше всех это выступление шокировало самого Фишера. На следующий день на заседании палаты лордов старик поднялся и прорычал краткую реплику так, что ее, наверное, услышали на том берегу Ла-Манша. Выступление Фишера в верхней палате парламента произвело эффект разорвавшейся бомбы, поскольку старый адмирал со времен своего избрания ни разу не брал слова. Пораженные пэры пролепетали «слышим, слышим» в ответ на следующие слова адмирала: «Я 61 год служил своей стране, и свои дела оставляю на суд соотечественников. Вчера премьер-министр сказал, что мистер Черчилль упомянул одну или две вещи, о которых не следовало говорить, и что он намеренно и естественно обошел молчанием некоторые моменты, которые должны были быть названы. Я согласен подождать. Не принято сводить личные счеты, затрагивающие национальные интересы, когда моя страна находится в разгаре великой войны» 32. Затем старый моряк скомкал бумажку с речью, засунул ее в карман кителя и, повернувшись на каблуках, вышел из зала.
Самым удивительным было то, что спустя некоторое время дружба Фишера и Черчилля возобновилась вновь. Вернувшись в Англию в начале 1916 г., Черчилль решил принять участие в дебатах по военно-морскому бюджету. Дж. Л. Гарвин, редактор газеты «Обсервер», и П. К- Скотт, редактор «Манчестер Гардиан». повели широкую кампанию за возвращение Фишера в Адмиралтейство. Они также требовали назначение Черчилля министром авиации. Первая идея имела, без сомнения, определенный успех. Даже Ллойд Джордж, беседуя по этому поводу с лордом Ридделлом, возглавлявшим в то время «Ньюс оф зе Уорлд», назвал Фишера «гением войны» 33.
Читать дальше