Михаил Зуев-Ордынец - К причалу!

Вечер был тихий и теплый. Закатное солнце, красное, плоское, огромное, садилось, казалось, совсем рядом, за крайними домами Сталино. Над солнцем плыли облака, розовые, легкие, пушистые. Тени стали черными и длинными. Тень от дирижабля, черная, как сажа, легла на весь аэродром, ушла за его границы и прилипла к ближним домам города.

Прихода шквала никто не заметил. Первый его порыв был слаб и короток, выскочил из блокнота листик бумажки и улетел под гондолу дирижабля. Вторым порывом вырвало у кого-то из рук газету. Она понеслась по аэродрому, трепеща белыми крыльями, как большая испуганная птица.

А затем шквал, могучий и яростный, обрушился на воздушный корабль. Он ударил его в левый борт. Дирижабль рванул веревочные стропы, прикреплявшие его к земле. Раздался зловещий треск. Красноармейцы стартовой команды бросились к гайдропу и повисли на нем, пытаясь удержать корабль на земле. Гайдроп и якорные стропы натянулись струнами. Дирижабль мелко вздрагивал под непрерывными ударами шквала. Казалось, он дрожит от нетерпения, как горячий конь, взбешенный на людей, удерживающих его.

И вдруг эта нетерпеливая дрожь прекратилась. Дирижабль плавно рванулся вверх. Это дикий, бешеный удар шквала обрушился на корму дирижабля. В реве и свисте бури никто не услышал, как рвались, словно нитки, толстые веревочные стропы. Лишь после, когда оторвавшийся корабль взмыл над головой перепуганных, растерявшихся людей, увидели, как курчавятся концы разорванных канатов. На концах немногих выдержавших строп болтались штопора, выдранные из земли. Тогда люди поняли — катастрофа неминуема, дирижабль сорван штормом с причалов.

Корабль, гонимый штормом, мчался низко над аэродромом. Беспомощно болтались обрывки строп. На конце одного из оторвавшихся стропов висели два человека. Это были — начальник славянского аэроклуба тов. Закржевский и милиционер стартовой команды. Дирижабль шел на высоте десяти метров, но каждую секунду мог прыгнуть под облака. Они закрыли глаза и разжали пальцы.

К двум телам, неподвижно лежавшим на земле, бежали толпою люди.

В этот миг шторм, израсходовав свою ярость, стих так же неожиданно, как и начался.

Шторм продолжался всего лишь семь минут. Снова голубело кротко небо и мирно поблескивали тихие закатные лучи. Сном казались рев и вой бури и тяжкие удары ветра, сбивавшие людей с ног.

Но дирижабельная стоянка, изрытая вырванными штопорами, обезображенная обрывками строп, была пуста. Дирижабль унесло штормом на северо-восток. Там клубились обрывки туч, остатки умчавшегося шторма. Дирижабль исчез. Разбит ли он штормом и лежит грудой обломков на земле, или, увлекаемый бурей, все еще мчится между темным небом и черной землей — никто этого не знал.

Город не спал всю ночь. Город жил тревожной, напряженной жизнью. Поисками исчезнувшего дирижабля руководили секретари Донецкого обкома и Сталинского горкома партии. Радиостанция рассылала приказы во все концы Донецкой области: «Установить наблюдение за небом». Десятки автомашин мчались в разных направлениях, отыскивая оторвавшийся дирижабль. С аэродрома каждую минуту взлетали сигнальные ракеты, которые должны были помочь ориентироваться в вынужденном ночном полете экипажу корабля.

— Стоп! А кто из экипажа остался на дирижабле? — спросил вдруг кто-то из работников аэродрома. — Хватит ли там команды, чтобы управиться с кораблем в полете?

— Должно хватить! В момент отрыва корабля от земли в гондоле находились: старпом Вирзун, штурман комсомолка Эйхенвальд, учлет Самойлов и бортмеханик Моляревский.

— А где был Гудованцев, командир дирижабля?

— Остальные пять человек команды были на земле. Среди них и командир.

— Но где же теперь Гудованцев? Где командир воздушного корабля?

Бросились искать. И не нашли.

Командир Гудованцев таинственно исчез. Когда, при каких обстоятельствах — неизвестно.

Тонкая стропа ожгла ладони, сорвав с них кожу. Но он крепче стиснул пальцы и тогда почувствовал, как мощная сила плавно взмыла его кверху. Где-то внизу мелькнули испуганные лица людей. Но они не разглядели командира, повисшего на болтающейся стропе под гондолой корабля.

В тот короткий миг, когда корабль, порвав стропы, прыгнул вверх, Гудованцев решил: он, как командир, должен быть любою ценою на борту своего корабля. Над головой его пронеслась извивающаяся стропа. Гудованцев распрямившейся пружиной взвился в воздух. Ладони коснулись стропы и сжали ее.