Мир Авиации 2001 01

— Вы кто?

— А вы кто?

— Я Джугашвили, — отвечает одна.

Тут вторая засмеялась:

— Мы артистки.

— Вижу, что артистки…

— А вы, наверное, Никишин?

Оказывается, Василий их предупредил обо мне, когда выселял из квартиры нашу команду. Я быстро переоделся, отдал ключи, подхватил свой чемоданчик, летные вещи и отправился в штаб ВВС на Пироговке 23. Здесь рядом с рабочим кабинетом в комнатке без окон поставили несколько раскладушек, одна из которых и стала моим пристанищем до весны 1945 года, в тех случаях, когда я оказывался в Москве.

Фронтовой бомбардировщик Ту-2 только пошел в серийное производство, и Василий Сталин затребовал с казанского авиазавода один самолет для себя. Я как раз был на Центральном аэродроме, когда увидел заходящий на посадку Ту-2. Всегда, когда в поле зрения появлялся новый для меня тип самолета, я не мог побороть желание освоить его. Подошел к экипажу, представился и попросил пилота показать оборудование кабины, расспросил об особенностях пилотирования. После этого командир экипажа пошел докладывать в штаб по телефону о своем прибытии, а я занял его место, взлетел и сделал несколько кругов над аэродромом. В это время на поле в автомашине примчался Василий:

— Кто в воздухе?

— Какой-то Никишин, — ответил растерянный пилот.

— Ну, тогда ладно. — Он дождался моей посадки:

— Как машина?

— Машина хорошая, но не для тебя, Василий.

На мой взгляд, Василий Сталин был от природы прекрасным летчиком-истребителем, но качеств, необходимых для бомбардировщика, ему недоставало.

Жизнь, к слову, ему испортило окружение — масса подхалимов, которые спаивали Василия и пользовались «дружбой», чтобы устроить свои дела.

В конце 1942 года В. Сталин направил меня вместе с Героем Советского Союза Смирновым, штурманом и техником в Оренбург, чтобы забрать с авиазавода два опытных ночных ближних бомбардировщика (НББ) *конструкции Яковлева и перегнать их в Москву для показа высшему руководству.

В это время моя семья — жена с двумя детьми жили у тестя в Баймаке под Магнитогорском. Они там бедствовали, у сына уже началась цинга. Я получил разрешение Василия заодно вывезти семью в Москву, поэтому захватил кое-что из продуктов, а главное — в летной столовой в Оренбурге раздобыл буханку белого хлеба. Получили самолеты (они были на лыжах), заводские механики их подготовили, прогрели двигатели. После взлета Смирнов со штурманом взяли курс на Москву, а я с техником на борту — на Магнитогорск. Рядом с Баймаком располагался крохотный полевой аэродром, и когда я к нему подошел, то обнаружил, что все занесено глубоким снегом. Как же по таким сугробам потом в город добираться? Уже смеркалось, на пустынных улицах зажглись фонари. Выполнив разворот над городом, я сел на хорошо укатанную широкую улицу по названию Смычка, подрулил к третьему дому с края, заглушил моторы, вместе с техником зачехлил самолет. Заглянул в окно: жена что-то готовит у плиты. Оказывается, услышав шум самолета, она сказала детям: «Папа прилетел — по почерку узнаю». Конечно, они обрадовались, я продукты стал доставать и остолбенел: белого хлеба в мешке не оказалось, его кто-то из оренбургской заводской бригады у меня вытащил. Очень голодно тогда было везде.

За два дня мы собрались и в пасмурный день вылетели в Москву. Сначала сын сидел у меня на коленях, но по мере приближения к Уральскому хребту облачность прижимала нас все ниже, и я отправил его к жене в закабинный отсек. Горы были полностью закрыты туманом и облаками, и в какой-то момент прямо перед самолетом появилась расщелина в скалах, сквозь которую я смог проскочить только с резким креном. Еще успел подумать: «Хорошо, если сразу все насмерть разобьемся». Техник сидел на правом сиденье, все видел, но промолчал.

Ближе к вечеру у Волги я нашел аэродром, как потом оказалось — морской авиации, и сел, так как дальше из-за погоды лететь было вообще невозможно. Подбежал дежурный по аэродрому, раскричался: «Улетайте, тут холера! Здесь запрещено садиться, это морской аэродром!» Пришлось достать свое удостоверение инспекции ВВС за подписью В. Сталина с требованием ко всем должностным лицам «выполнять все указания». Нам выделили землянку, накормили. Через два дня вылетели в Москву, и прибыл я туда даже раньше своего напарника, поскольку он из-за плохой погоды не долетел, разбив самолет. С Центрального аэродрома я отвез семью к отцу в Лианозово, а сам вернулся на свою раскладушку в 23-м доме.