Макс Вебер - Избранное. Образ общества

Магия и вера в демонов стояли у колыбели и другой специфически «отвергающей мир» религии – раннего христианства. Спаситель в этой религии прежде всего – маг; магическая харизма – неотъемлемый источник его ощущения своей значимости. Однако это своеобразие обусловлено, с одной стороны, единственными в мире обетованиями иудаизма (появление Иисуса падает на время наиболее интенсивных надежд на появление Мессии), а с другой – интеллектуалистическим характером книжной образованности в иудейской религиозности. Христианское Евангелие возникло в противовес этому как благовествование не–интеллектуалов, обращенное только к не–интеллектуалам, к «нищим духом». «Закон», из которого Иисус не устраняет ни одной буквы, он толковал и понимал так, как понимали его простые, необразованные люди, набожные жители сел и мелких городов, приспосабливавшие это понимание к потребностям своей профессии, в отличие от эллинизировавшихся знатных и богатых и от казуистической виртуозности книжников и фарисеев: обычно, особенно когда речь шла о ритуальных предписаниях и, в частности, о соблюдении субботы, Иисус толковал закон мягче, чем это делалось раньше, а в некоторых других отношениях, например в вопросе об основаниях для развода, – строже. Создается впечатление, что Иисус уже предвосхищает понимание закона апостолом Павлом, когда он говорит, что требования закона Моисея были обусловлены греховностью носителей мнимого благочестия [441]. Во всяком случае Иисус в ряде случаев противопоставлял свое учение древней традиции. Однако не мнимые «пролетарские инстинкты» давали ему эту специфическую уверенность, что он и Отец – одно, что он и только он есть путь к Богу. Абсолютно решающие компоненты осознания Иисусом, что он – Мессия, заключается в том – и это никогда не следует забывать, – что он, не имея книжной образованности, обладает харизмой, благодаря которой господствует над демонами и покоряет людей своей проповедью, причем в степени, недоступной никому из книжников и фарисеев; что там, где люди веруют в него, он может подчинять своей власти демонов, но только при таком условии, в противном случае это невозможно; если же в него веруют, то он может совершать чудеса даже среди язычников; однако в своем родном городе, в своей семье, среди богатых и знатных страны, у книжников и знатоков закона он этой веры, которая дает ему магическую силу, не обнаруживает, но вера есть у бедных и униженных, у мытарей, грешников и даже римских солдат. Поэтому слова «Горе вам» [442], обращенные к городам Галилейским, звучат так же, как гневное проклятие неповиновавшейся ему смоковницы; поэтому ему все проблематичнее представляется избранность Израиля, значение Храма – сомнительным, а гибель фарисеев и книжников – безусловной.

Иисус говорит о двух абсолютных «смертных» грехах: один – это «грех против Святого Духа» [443], который совершает законник, презирающий харизму и того, кто ею обладает; другой – сказать брату «ты глупец» [444], небратское высокомерие интеллектуала по отношению к нищему духом. Эта черта антиинтеллектуализма, неприятие эллинистической и раввинской премудрости является единственным «сословным», весьма специфическим элементом благовествования. В остальном оно далеко от того, чтобы быть благовесгвованием для каждого, для всех слабых людей. Бремя, конечно, легко, но лишь для тех, кто может стать, как дети. В действительности же требования Иисуса очень строги, и его проповедь спасения по существу аристократична. Ничто не было дальше от помыслов Иисуса, чем всеобщность божественной благодати, против чего направлено все его благовествование: избраны немногие, способные пройти через тесные врата, покаяться и верить в него, остальных же Бог ожесточает и заставляет упорствовать в грехе, – речь здесь, конечно, идет о высокомерных и богатых; именно их, главным образом, ждет такая судьба. Ведь это не было совершенно новым по сравнению с другими пророчествами: ведь и пророки древнего иудаизма также из–за высокомерия знатных ждали Мессию, который въедет в Иерусалим на молодом осле, принадлежащем бедному человеку, и будет царем. В этом не выражена социальная позиция. Иисус участвует в трапезе богатых, что вызывает ужас религиозных виртуозов. Предложение богатому юноше раздать все свое богатство должно быть выполнено только в том случае если он хочет быть «совершенен», т. е. учеником Иисуса [445]. Для этого действительно необходимо порвать все узы, связывающие с миром, отказаться от семьи, от богатства, о чем говорит также Будда и другие пророки. Однако, хотя для Бога все возможно, привязанность к «маммоне» остается одним из сильнейших препятствий для спасения и блаженства в Царстве Божьем. Богатство отвлекает от религиозного спасения, от которого все зависит. Прямо не утверждается, что оно ведет и к нарушению долга братства, однако такая мысль содержится в словах Иисуса; ведь в благовествуемых заповедях также есть требование исконной этики сообщества мелкого люда – оказывать помощь соседу. Но систематизации этого этоса придан характер братской любви, заповедь относится к каждому, кто в данный момент является «ближним», и поднята до уровня акосмической парадоксальности в указании, что Бог сам за все воздаст. Такие требования, как безусловное прощение, безусловная готовность к подаянию, безусловная любовь и к врагу, безусловное приятие несправедливости, непротивление злу насилием – подобные требования религиозного героизма могли бы быть и продуктом мистически обусловленного акосмизма любви. Однако не следует упускать из виду, что в проповеди Иисуса эти требования соединяются с иудейским представлением о воздаянии: Бог воздаст, отомстит и вознаградит, поэтому человеку не следует самому это совершать, не следует и восхвалять свои добрые дела, в противном случае он уже получил свою награду. Для того чтобы собрать сокровища на небесах, надо давать взаймы и тому, кто, быть может, не отдаст долг, – иначе это не является заслугой. Уравнение судеб отчетливо выступает в рассказе о Лазаре [446]и в других высказываниях Иисуса; уже по одному тому богатство – опасный дар. В остальном же решающим является полное равнодушие к миру и его делам. Царство небесное на земле, радостное царство без страданий и вины совсем близко; это поколение не умрет, не увидев его. Оно придет, как тать в нощи, оно уже теперь среди людей. Пусть верующие в него приобретают себе друзей богатством неправедным, вместо того чтобы хранить его; пусть дают кесарево кесарю – какое значение все это имеет.? Надо молить Бога о хлебе насущном и не заботиться о грядущем дне. Человек не может своими деяниями ускорить наступление Царства Божьего. Но надо быть готовым к его приходу И здесь, хотя формально закон не отвергается, все ставится в зависимость от характера настроенности человека, все содержание закона и пророчества сводится к простой заповеди – любить Бога и ближнего своего, и к ней присоединяется важное указание, что подлинное религиозное чувство познается по его плодам, т. е. по подтверждению.