Изуверства контроля над сознанием, совершенные кем-то, кто может быть связан с проектами, финансируемыми правительством, обычно игнорируются и прикрываются. Жертвам этих методов в их попытках добиться справедливости в суде мешают оплаченные правительством так называемые эксперты-юристы, получающие инструкции от АНБ.
Определение термина «контроль над сознанием» схоже с определением закона «О национальной безопасности» от 1947 года. Основа для решения спора о национальной безопасности проста. Она определяется как «Истина применима логически».
Очевидная истина заключается в том, что закон «О национальной безопасности» должен быть истолкован в интересах сохранения целостности военной тайны, вместо того, чтобы защищать преступную деятельность высшего порядка.
Отмена этого закона и замена установленных правил воинских уставов, касающихся национальной безопасности, на нарушает конституционные права американских граждан.
ПРИМЕЧАНИЕ МАРКА ФИЛЛИПСА:
2. "...книгу под названием «Контроль над сознанием в Америке»..." - ISBN # 0-911485-00-7
Глава 2
СПЕЦИАЛИСТ ПО ПРОДАЖАМ, ИССЛЕДОВАТЕЛЬ, ПАТРИОТ.
МОЯ ЛИЧНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ
«Всякая революция, кровавая или бескровная, имеет две фазы. Первая - это борьба за свободу, вторая - борьба за власть. Фаза борьбы за свободу божественная. Тот, кто участвовал в ней, неизменно чувствует, физически, что его лучшее и самое драгоценное внутреннее «Я» вышло на поверхность. Мы знаем, что верность истине стоит выше, чем наше собственное участие в управлении страной, - и именно поэтому мы не должны быть обществом, которое бы отказывалось от этических норм во имя политических миражей». (3)
- Моя жизнь превратилась в кошмар, и я проснулся, - сказал я своей бабушке Мамалин Джонсон, слезы текли по моим щекам, капая с моего подбородка на ее лакированные туфли. Она, выслушав, ласково погладила меня по плечу.
Слова, которыми мы обменялись, обои и мебель в комнате, моя любимая бабушка Мамалин, даже вкус моих слез в сочетании с всепоглощающим чувством горя - все это запечатлелось в моей памяти.
Это было лето 1950 года перед тем, как я должен был пойти во второй класс. Первый год, оставшийся в моей памяти как в тумане, и у этого была причина.
Жизнь моя и моей семьи кардинально изменилась по сравнению с предыдущим годом. Настолько кардинально, что прошел почти год, прежде чем я понял, что жизнь не становится проще. Мое заикание становилось все хуже. В редкие моменты я мог говорить связно, ограничиваясь короткими предложениями, лишенными слова «Вы», и только с моей мамой или бабушкой. Иногда, когда я был зол, я мог говорить четко, или во время разговора с деревьями, когда был один в лесу. Видимо, мое разочарование в общении через речь из-за заикания усилилось травмой, пережитой в прошлом году. Тогда я еще не знал, позитивно или негативно эта травма повлияет на мою будущую жизнь и жизнь других людей.
В жаркий июльский день 1949 года мой отец помог забраться сначала моей маме, потом мне в седло нашего резвого четырехлетнего «дареного коня» Вояка. Должна была состояться первая моя поездка верхом. Волнение момента в сочетании с заиканием заставило меня буквально потерять дар речи. Насколько я помню из фотографий, сделанных в то время, я был одет в пропитанную потом бледно-желтую рубашку из хлопка, темные шорты, коричневые носки и грязные теннисные туфли. В шесть лет я был очень худой и даже не занял оставшееся пространство седла позади моей мамы.
Мама, держа в руках поводья, мягко скомандовала коню: «Давай, Вояк. Не робей». Он начал медленный спуск к узкой, покрытой известняковым щебнем дороге рядом с нашим участком. Дойдя до гравийной дороги, конь повернул влево, на мгновение разочаровав меня, поскольку я думал, что мы собирались совершить совсем небольшую прогулку. До оживленного асфальтированного перекрестка было около четверти мили, его
было опасно пересекать. (Моя мама решила ехать в противоположном направлении, мы могли бы проскакать пару миль, прежде чем доехали бы до дороги с автомобильным движением.)
Когда конь повернул от нашего дома на деревенскую дорогу, мама подтолкнула его пятками по бокам. На новую команду «Пошли» конь ответил мягким рывком и начал быстрой рысью спускаться вниз по середине дороги.
Скорость была слишком быстрой для безопасного выезда на гравий. Я тогда не знал этого и не испугался, пока не увидел приближающийся перекресток. Я закричал: «Лллучше притормозить. Ммможет бббыть, сссюда едет мммашина». Прежде чем я произнес последние слова, мама начала соскальзывать с седла. Я не мог видеть ее лицо, когда она исчезла под конем, и вожжи исчезли вместе с ней. Конь на всем скаку понесся вперед. Через мгновение осознание того, что я остался один в седле, без возможности управлять конем, захлестнуло меня. Быстро я потянул его за гриву, но безрезультатно. Именно тогда я понял, что неуправляемый конь не собирается останавливаться перед перекрестком. Я прыгнул. Насколько я помню, падение было стремительным и при моем приземлении на острые камни мне было совсем не больно, хотя мне в тот момент казалось, что мое тело никогда не перестанет по ним катиться. Пыль начала оседать, я сел, перепуганный, вытер от липкой крови глаза и смотрел на маму. Она лежала в рассыпанной куче гравия у дороги. Я подбежал к ней.
Читать дальше