радугой» и песню Берда, сочиненную для меня,
«Дороги страны», выделяя строчку «Почти небеса,
Западная Вирджиния».
Мое пребывание в Роще носило сексуальный
характер, поэтому мое восприятие было ограничено
точкой зрения секс-рабыни. В качестве эффективного
средства контроля за неразглашением всего
происходившего здесь, такие, как я, рабы подвергались
ритуальному травмированию. Я знала, что каждый
вздох здесь для меня мог быть последним, так как
угроза смерти таилась здесь в каждой тени. Рабов,
которые достигли определенного возраста или были
трудно программируемы, убивали во время
жертвоприношений «в случайном порядке» [то есть над
каждым из них довлела эта вероятность стать «избранником случая»] в лесном массиве
Богемской рощи, и я знала, что моя смерть через жертвоприношение - это лишь вопрос времени. Эти ритуалы проводились перед гигантским бетонным изваянием совы, которое
стоит на берегу Русской реки. Эти оккультно-сексуальные ритуалы вытекали из научного факта о том, что программно-контролируемые рабы должны быть подвергнуты жестокому травмированию, чтобы у них произошла фрагментация/переупорядочивание [«compartmentalization»] памяти.
Угроза моей собственной смерти была поставлена передо мной, когда меня сделали свидетельницей смерти через жертвоприношение молодой темноволосой девушки. В это время мне приказали исполнить сексуальные трюки так старательно, как будто моя жизнь «зависела от этого». Мне сказали, что следующей жертвой могу быть я:
- В любое время, когда ты меньше всего ожидаешь, сова употребит тебя. Настройся и будь всегда к этому готовой.
«Быть готовой» означало стать полностью восприимчивой ко всем командам, ожидать их, стоя «на пальчиках ног».
Богеллская роща
/ Bohemian Grave /
После возвращения в Теннеси Хьюстон
использовал в своих целях мой опыт Богемской рощи,
приказав мне «приготовиться к неминуемой смерти».
Он заставил меня лечь в ванну с холодной водой и
поместить кубики льда во влагалище, а затем перевел
меня в свою постель. Там он привязал к пальцу моей
ноги бирку, как это делает патологоанатом с трупом,
гипнотически углубил мое состояние транса до точки,
где мое сердце почти остановилось, а дыхание почти
прекратилось. Тогда он сексуально удовлетворил себя
на мне в таком подобии акта некрофилии - его
любимого извращения. Хьюстон усовершенствовал
программную подготовку к этому извращению со мной
до такой степени, что передал ключи от моего
«состояния смерти» полковнику Майклу Акино для
использования в рейгановских «Практических демонстрациях контроля над сознанием». Программная установка моего «состояния смерти» была добавлена к моей роли «Все, всегда и везде с кем-нибудь» для работы в Богемской роще.
Участникам этого клуба-собрания было предложено посещение комнаты под названием «Некрофилия». Перед использованием в этой комнате меня так сильно накачивали наркотиками и доводили программно, что я на самом деле была близка к тому, чтобы «проскользнуть через дверь смерти». Угроза жертвоприношения после этого уже не действовала на меня. Все мое существование балансировало на краю смерти, и это стало для меня нормой. Мое состояние робота не позволяло мне «роскоши» инстинкта самосохранения, и я могла делать только то, что мне приказывали. Мой опыт в комнате «Некрофилии» обеспечивал Данте ценным компрометирующим материалом на членов этого клуба.
Еще одним развлекательным номером Богемской рощи было то, что Форд при мне назвал «Темной комнатой». Когда он сказал мне: «Пойдем в Темную комнату и посмотрим развитие сюжета», я поняла, что он хотел удовлетворить свою одержимость порнографией. В «Темной комнате» члену клуба для сексуального удовлетворения предоставлялся тот же раб, порнофильм с участием которого показывался в это время на экране большого телевизора.
Был в Богемской роще и треугольный стеклянный «аквариум», находившийся на главном пути через территорию собрания. В нем меня запирали с различными дрессированными животными, в том числе змеями. Члены клуба, проходя по его «выставочной экспозиции», созерцали акты совокупления с животными, женщин с женщинами, матерей со своими дочерьми, детей с детьми и в других всевозможных сочетаниях***.
Однажды я подверглась жестокому насилию со стороны Дика Чейни в «Кожаной комнате», оформление которой напоминало черное кожаное спальное место в поезде. Когда я протиснулась через кожаные створки, прикрывающие узкий вход, то услышала каламбур Чейни о «койке/рождении» [«berth/birth»], и мягкая темнота поглотила меня. Небольшое отверстие и темнота усиливали осязательные ощущения и создавали условие анонимности. Чейни в шутку сказал, что его «подставили», когда я узнала его слишком знакомый голос и аномально большой пенис.
Читать дальше