Мошков Александрович - Новая теория происхождения человека и его вырождения

Во-первых, гениальность нужна была человеку неолитической эпохи не только для того, чтобы победить своих врагов, но едва ли не в большей степени для того, чтобы спасти от гибели своих женщин и детей.

А во-вторых, быть может человеческий род не спасла бы никакая гениальность, если бы у него были женщины и дети такие же, как теперь, если бы наравне с мужчиной они не подвергались такому же строгому естественному отбору.

В результате этого отбора женщины должны были отличаться от мужчин только в незначительной степени.

Габриэль де Мортилье утверждает, что существование каннибализма для неолитического века не доказано, но помимо вышеприведенных данных, взятых у Шарля Дебьера, доказательством может служить широкое распространение среди человечества людоедства и человеческих жертв до настоящего времени.

«Ни один народ, – говорит Гельвальд, – ни одна часть света не могут быть признаны невиновными в отношении антропофагии. Всюду можно найти следы каннибализма либо непосредственно, либо в мифах, легендах и т.п. И без преувеличения можно сказать, что не существует теперь ни одной человеческой расы , у которой в прошлом не было бы случаев каннибализма».

Но даже и в том случае, если бы было действительно доказано отсутствие каннибализма в неолитическом веке, это обстоятельство не могло бы свидетельствовать против существования между тогдашним человечеством опустошительных войн. Если причиной их не было людоедство, то они могли вестись просто из-за пищи. Но если эта раса выработалась последним ледниковым периодом и перенесла жестокую борьбу с лютейшими четвероногими хищниками, то кто мог ее истребить? Где нашелся бы для нее достойный соперник?

Среди описанной нами беспощадной борьбы за существование, человек должен был пережить массу страданий, но зато в эту эпоху его естественный отбор шел быстрее, чем когда либо, и настолько изменил его, что де Мортилье, сравнивая человека неолитического с палеолитическим, не признал первого потомком последнего; неолитическую культуру он приписал представителю какой-то чуждой расы пришельцев.

Человека неолитической эпохи археологи изображают с шлифованными и отточенными каменными орудиями, с довольно развитой керамикой, со следами ткачества, земледелия и скотоводства, с жизнью в свайных постройках. Человек этого времени уже приручил к себе собаку, быка, овцу, козу и свинью. Из молока животных приготовлялся сыр. Из хлебных растений возделывались: пшеница, ячмень, лен, просо, горох, чечевица и пр. Сверх того, человек разводил фруктовые деревья: яблони, груши, лесной орех, водяной орех и даже виноград.

В физическом отношении неолитический человек также далеко позади себя оставил своего древнего предка начала дилювиальной эпохи. К сожалению, археологические находки еще не так полны, чтобы можно было шаг за шагом проследить все перемены, происшедшие с организмом человека за этот огромный промежуток времени. Но сравнение человека начала дилювиальной эпохи с неолитическим все же может дать нам некоторое понятие о том, какого рода перемены с ним произошли.

Мы уже познакомились выше с европейским питекантропом, Pithecantrpus Neauderthalensis, родоначальником всех европейских рас, с его покатым, сплющенным и уходящим назад лбом, с выдающимся прогнатизмом черепа и с нижней частью лица, напоминающей морду животного.

Если остатки других дилювиальных рас менее его изучены, то все же достоверно известно: 1) что низшие формы этого периода предшествовали высшим, а не наоборот, следовательно, человечество за это время не регрессировало и не оставалось неизменным, а несомненно прогрессировало, а 2) что между высшими и низшими формами существовали промежуточные, переходные между теми и другими. В доказательство этих положений сошлюсь на слова известных ученых антропологов.

Так Карл Фохт, сравнивая между собою два самые древние черепа палеолитического века – неандертальский и энгисский – и признавая между ними несомненное и довольно значительное сходство, в то же время находит, что неандертальский череп в наше время «мог бы быть черепом идиота», а энгисский «мог бы принадлежать даже натуралисту», так как он имеет более высокий свод. Кроме того, тот же ученый находит, что бернский череп можно бы выдать за близнеца неандертальского, но он составляет ровно середину между черепами неандертальским и энгисским.