Александр Княжицкий: Читаем «закатный» роман Михаила Булгакова[статья]

Если мы в объявлении смысла романа идем таким путем, то тогда для нас на первый план выступают историко-философские проблемы. Я не убежден, что для современного, прежде всего молодого, читателя это самый насущный вопрос. Он, конечно, затрагивается при любой схеме изучения романа, но вряд ли его стоит делать отправным.

Можно, как говорилось выше, идти от темы «Художник и творчество» — «Я не писатель, я — мастер». Но и здесь вопросы творчества могут быть любопытны, но не в них, на наш взгляд, притягательная сила «Мастера и Маргариты». Так в чем же источник того физически ощутимого воздействия, которое излучает роман Булгакова на современного молодого читателя? Думается, в обращении «Добрый человек!». Что это — назвать «добрым человеком» безжалостного, бесчувственного, безгранично жестокого воина и стражника, в котором профессиональное карательное начало вытеснило всё человеческое. Это невозможно объяснить, исходя из обычной логики, которую принято называть нормальной логикой человеческого поведения.

Учение, которое несет людям Иешуа, противоречит здравому смыслу уже потому, что оно этот здравый смысл опровергает: люди злы, жестоки, продажны, и называть их «добрыми» может только слепец или безумец. Или, наоборот, только самый зоркий, тот, кто за внешним видит истинную суть явлений, событий, людей. Иешуа понимает, что нет злых, есть только озлобленные, что только добро может пресечь зло, он понимает, что борьба добра со злом вступила в заключительную фазу, началом которой стала его земная жизнь. Очень важно отметить, что обвинения в его адрес — следствие нелепой ошибки, он не посягал и, главное, по собственным убеждениям не мог посягать на высшую римскую власть. Он понимал, что власть не в силе, а в правде и добре. Поэтому силе противостоят убеждения. И побеждают. Поэтому очевидному противостоит видимое сердцем. И побеждает. Поэтому подчинению людей противостоит объединение их любовью. И побеждает.

Булгаков всей историей жизни Иешуа настаивает на том, что он не воссоздает образ евангельского Иисуса: булгаковский герой не знает своих родителей, он сириец, а не еврей, в конце его земной жизни ему двадцать семь лет, а не тридцать три… Писатель подчеркивает, что его герой — воплощение художественного вымысла другого героя — Мастера, но вымысел этот оказывается достовернее сложившейся традиции — ориентации на ключевые факты, отмеченные в Евангелии.

Главное же в том, что все происходящее в мире во все времена — это воплощение одного великого бесконечно разворачивающегося замысла Господа и, следовательно, все люди разделяются на тех, кто признает Его волю и подчиняется ей, и тех, кто отрицает само Его существование. Важно, что именно это разделение обусловливает экспозицию романа — диалог Берлиоза и Ивана Бездомного, в который так неожиданно вступает иностранный турист, и в конце концов демонстрирует наличие в мире надмирных сил, которые доказывают, насколько неуместна самоуверенность Берлиоза, уже решившего, как и где он проведет сегодняшний вечер.

Среди основных сцен романа принципиально важна сцена встречи Берлиоза и Ивана Бездомного с Воландом. Именно здесь, на мой взгляд, сопрягаются все темы будущего романа. В этом масштабность и значение экспозиции романа.

Необходимо остановиться на теме творчества и творения: псевдоглубокомысленные, опирающиеся на признанные авторитеты размышления Берлиоза сводятся к отрицанию Бога, а следовательно, к тому, что человек — творец своей судьбы, своего счастья. На этом основываются главные идеологические, социальные, политические приоритеты советской власти и таких ее идеологических бойцов, как Берлиоз. На этом основывается идея планирования скорости движения страны в направлении главной цели — построения коммунизма. Уже в первой главе отрицается возможность какого бы то ни было планирования в каких бы то ни было масштабах — никакого движения истории, никакого нравственного прогресса.

Среди оппонентов Берлиоза не только Воланд с его убийственными — кстати, в прямом и переносном смыслах слова — аргументами, но и Бездомный с его поэмой, где Иисус, благодаря стихийному, не испорченному культурой и образованием таланту, воссоздан, «как живой». Это для штатного атеиста Берлиоза, естественно, недопустимо. Здесь намечается будущая перекличка поэмы Бездомного с романом Мастера, будущие отношения авторов этих произведений. Так намечается параллель Иешуа — Левий и Мастер — Иван, тема учителя и ученика в романе.