Викентий Вересаев - Как работал Гоголь

Ю. Фохт-Бабушкин. Примечания // В. Вересаев. Собрание сочинений в четырёх томах. Том 4. — М.: Правда, 1990. — 532-559. — Тираж 1700000 экз.

Как и при публикации «Пушкина в жизни», кажется интересным дополнить «свод свидетельств современников» собственными размышлениями В. Вересаева о Гоголе. В брошюре «Как работал Гоголь» (она издавалась дважды московским издательством «Мир»— в 1932 г. и 1934 г.); В. Вересаев зачастую обращается к тем же материалам, что и в «своде свидетельств современников», но в данном случае использует их для изложения собственного вполне определенного взгляда на Гоголя, т. е., по сути, комментирует свой «литературный монтаж».

Ниже приводятся выдержки из брошюры.

Оскар Уайльд где-то говорит: «Жизнь крупных писателей на редкость неинтересна: они совершенно выдыхаются в своих книгах, для жизни ничего не остается. Маленькие писатели в этом отношении куда интереснее». Среди неинтересных писательских биографий биография Гоголя выдается своею сугубою неинтересностью и серостью. Внимательнейшим образом проследишь ее, — и воспоминанию совершенно не на чем остановиться. Только и остается в памяти, как Гоголь готовил макароны, да как ломался и капризничал, прежде чем сдаться на упрашивания поклонников прочесть что-нибудь из своих произведений. Бледным, золотушно-вялым призраком проходит Гоголь через жизнь. Никаких общественных исканий, никакого бунтарства даже в ранней юности; никакой страсти, никакой даже самой обыденной любви к женщине; нелюбовь к жизни, брезгливое желание замкнуться от нее, уйти подальше...

Полное «беспроисшествие», говоря языком самого Гоголя. Но не только жизнь серая и тусклая. Читая биографию Гоголя, мы с изумлением наблюдаем, что в собственной жизни своей величайший наш сатирик проявлял себя точно так, как проявлялись бы выброшенные им в мир на вечное осмеяние Чичиков, Хлестаков, Ноздрев, Манилов. Дела свои Гоголь устраивает с небрезгливою ловкостью Чичикова, пускает в глаза пыль с упоением Хлестакова, завирается совершенно, как Ноздрев, строит сантиментально-фантастические планы с наивностью истого Манилова.

Двадцатилетним молодым человеком Гоголь приезжает в Петербург. Ищет места, нуждается. Выпустил под псевдонимом свою поэму «Ганц Кюхельгартен», где говорит в предисловии, как будто от лица издателей: «Мы гордимся тем, что по возможности споспешествовали свету ознакомиться с созданием юного таланта». В журналах жестоко высмеяли и предисловие, и саму поэму. Гоголь бросился по книгопродавцам, отобрал свою книжку и сжег ее. В это время мать прислала ему из полтавской своей деревеньки 1450 рублей, с величайшим трудом ею сколоченные, для внесения в Опекунский совет в качестве процентов за заложенное имение. Гоголь присвоил эти деньги и уехал с ними за границу. Пробыл около месяца в Германии и воротился в Петербург. В покаянном письме к матери он писал:

«Я в Петербурге могу иметь должность, которую и прежде хотел, но глупые людские предубеждения и предрассудки меня останавливали. Я слово дал, что больше не потребую от вас и не стану разорять вас так бессовестно».

Однако очень скоро опять начинает просить у матери денег. Место он получил, но с недостаточным жалованием.

«Теперь остается мне спросить вас, маменька: в состоянии вы выдавать мне в каждый месяц по сто рублей? Но, сделайте милость, говорите точную правду. Если это будет не по состоянию вашему, если через это вы принуждены будете отказывать себе в необходимом (как будто он сам не знает, что это так и будет!), — о, в таком случае я решусь пожертвовать всеми выгодами службы, решусь бросить Петербург, где, может быть, я бы составил себе счастье, короче, — все сделаю, на что только возможно решиться, лишь бы не навесть новых огорчений и забот вам!»

Пользуется вспоможениями живущего в Петербурге богатого родственника А. А. Трощинского и пишет о нем матери:

«Всевышний послал мне ангела-спасителя в лице нашего благодетеля, его превосходительства Андрея Андреевича, который сделал для меня все то, что может только один отец для своего сына; его благодеяния и драгоценные советы навеки запечатлеются в моем сердце» и т. д.

А Б следующем письме к матери пишет:

«Незадолго перед сим вручил я письмо к вам Андрею Андреевичу, по его требованию, в собственные его руки, незапечатанное; следовательно, вы не подивитесь, если я в нем немного польстил ему. Впрочем, он точно для меня много сделал».