Отчего именно такая гадость навсегда застревает в детской памяти? На этот счёт замечательное место есть в мемуарах Наталии Ильиной: услышанные в детстве от эстрадного куплетиста строки «Ваня с Машей в том подвале время даром не теряли» в памяти моей застряли на всю жизнь, сколько прекрасных стихотворных строк ушло, забыто, а эта чепуха десятки лет засоряет голову».
* * *
Если в предвоенной песенно-патриотической вакханалии преобладали две темы — восхваление Сталина и его соратников.
Нашей песне печаль незнакома,
Веселее её не найти.
Этой песней встречаем наркома,
Дорогого наркома пути!
— или:
Суровой чести верный рыцарь,
Народом Берия любим.
Отчизна славная гордится
Бесстрашным маршалом своим… —
то после войны величальные Сталину начинают теснейшим образом переплетаться с таковыми же — Москве: «Кто сегодня поёт о столице, тот о Сталине песню поёт». Песен о Москве с заказными убогими текстами — сочинялись сотни! А композиторы не только безвестные, но и Прокофьев, и Шостакович, и Хачатурян. Из поэтов всех перещеголял К. Симонов каким-то уже заоблачно былинным, без рифм, слогом:
Сталин, слава о нём — словно грома раскат,
Словно стяг над землёю колышется.
И так скромен он стал, множим имя его.
Громче слава ещё не придумана.
А вот слова якобы народные:
Не вмещает стольких вод ширь Днепра сама,
Сколько есть у Сталина светлого ума!
В небе столько звёздочек нету в синеве,
Сколько дум у Сталина в светлой голове!
Рядом с этим откровенным безумием восторга и простецкие вирши Антона Пришельца:
Древний Кремль сверкает позолотой,
Не шелохнут веткой тополя.
В Боровицкие высокие ворота
Выезжает Сталин из Кремля.
Вся Москва — великая, родная,
Расцвела под небом голубым.
И по всей столице Сталин проезжает
По широким улицам прямым.
Он заходит в шумный цех завода,
Он с людьми на стройке говорит.
За хорошую, за честную работу
Мастеров труда благодарит.
На этом поле чудес особняком стоит строго обдуманная и очень профессиональная песня Александра Вертинского «Он» («Чуть седой, как серебряный тополь, он стоит, принимая парад…»).
Песни же о столице приобретают вполне истерический характер:
Танков бешеный ход,
Эскадрилий полёт.
Сотни сил набирает бензин.
Кто ж их всех напоил, не щадя своих сил.
Это я, Москва, бакинец, твой сын.
Ай, хороший город Москва!
Или:
То — не птицы поют высоко в синеве
И не плещутся волны морские.
Это слава гремит о великой Москве,
О столице Советской России!
Любой из нас готов идти по рощам и горам,
Тундрам и снегам, джунглям и пескам.
Любой из нас готов лететь по тучам-облакам,
Поплыть по рекам и морям,
Чтоб только повидать Москву родную…
А вот Вадим Малков дерёт рифму у Есенина:
Где старый дом сутулился
В минувшие века,
Идёт прямая улица,
Как песня широка.
Этот Малков отличался наиболее буйной фантазией: если большинство его коллег воспевали мудрость Сталина в Кремле, то он, как и Антон Пришелец, вывел вождя в народ:
Ой ты, поле снеговое,
Зимних ветров перевал…
Говорят, что перед боем
Здесь, на поле,
Лично Сталин побывал!
Ой ты, поле снеговое,
Зимних ветров перевал…
Может, здесь, у перелесков
Трубку взял он, закурил,
О делах земли советской
Он с бойцами
По душам поговорил.
Я убеждён, что вместо долгих и нудных дискуссий на тему: что такое сталинизм и как с ним бороться, надо слушать самим и давать молодым это безумное песнетворчество.
* * *
Вероятно, один лишь Алексей Фатьянов умел легко превращать жуткие словесные штампы в лирический текст: «Хорошая девушка Тоня согласно прописке жила», «До чего же климат здешний на любовь влиятелен» и т. д. Даже у Исаковского, поэта более крупного, не было этой лёгкости.
* * *
Анастасия Вертинская в интервью (16.08.11 — Денис Бессараб, «ФрАза» ) на вопрос: «При жизни Вертинского в СССР так и не выпустили ни одной его пластинки?» — отвечает: «Ни одной. Когда он вернулся в Советский Союз в 1943 году, то, вплоть до его смерти, ему не разрешали записываться в профессиональной звукозаписывающей студии».
Это, мягко говоря, неправда.
Апрелевский завод грампластинок выпустил в 1944 году пробные диски Вертинского на 78 оборотов с пятнадцатью старыми и новыми, которые никак не могли быть взяты с эмигрантских дисков, вещами, а писались, естественно, уже в московской студии. Не знаю, как насчёт других, но две из этих пластинок пошли в свободную продажу, они были во многих семьях, в том числе и в нашей: одна «Маленькая балерина», а на обороте «Куст ракитовый», другая «Прощальный ужин», которая ввиду долготы звучания, была записана с обеих сторон.
Читать дальше