Сергей Боровиков - В русском жанре. Из жизни читателя

Справедливое негодование коллег некогда вызвали слова Михалкова в связи с делом Синявского и Даниэля: слава богу, что у нас есть КГБ! А ведь он, по существу, перепел за много лет до него сказанное Михаилом Гершензоном в «Вехах»: «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами ограждает нас от ярости народа».

А Васисуалий Лоханкин — прямая иллюстрация к текстам «Вех».

Он из тех русских интеллигентов, которые слово «еврей» произносят если и не шёпотом, так оглянувшись.

Под окном умирающими голосами поют пьяные, заботливо подцерживая друг друга.

Вайда в интервью русским СМИ сказал, что современная литература не интересуется современностью. А меня это давно уже волнует, почему исчезли вкус и интерес к современности у настоящих писателей. Подумал: фабула «Мёртвых душ» сейчас возможна разве что у Юлии Латыниной.

Когда Валентин Катаев в «Траве забвения» пишет: «Надо было знать манеру Маяковского покупать! Можно было подумать, что он совсем не знает дробей, а только самую начальную арифметику, да и то всего лишь два действия — сложение и умножение», я в это верю: Маяковский был щедр и расточителен. Но когда далее следует плотоядное перечисление Маяковским приказчику гастрономического ассортимента колбас, вин, шоколада, балыка и прочего, моя вера испаряется: это не Маяковский, а Катаев сладострастно обожает прейскуранты.

Случайно ли, что Катаев в романе «За власть Советов» (после переработки — «Катакомбы») взял одной из сюжетных линий создание комиссионного магазина как места явки подпольщиков?

Во-первых, здесь была возможность немало строк уделить различным товарам. Во-вторых, правоверный писатель хотел на этой истории показать всю пропасть между торговлей советской и торговлей несоветской. Колесничуку, которому поручили быть хозяином магазина, «очень трудно было примириться со своей презренной профессией «“частного» торговца”. <���… > Он с детства ненавидел и презирал лавочников? самый факт, что он сделался лавочником, всё время раздражал его. Невозможно было успешно торговать и наживать барыши, не обманывая и не прибегая к мелкому ежедневному мошенничеству, а на это он не был способен».

Но представленная картинка лопается подобно тому, как лопнула коммерция Колесничука, который не ведал, как следует обращаться с векселями — понятия о векселях не имел! — и его надули.

Картинка, на советский взгляд, и смешная, и как бы поучительная, только в неё не верится. Колесничук вырос и сформировался в огромном торговом городе ещё до революции, а главное, служил там бухгалтером в Чаеуправлении до угара нэпа, во время и после угара, и не мог ничего не ведать о векселях. Это, конечно, сказка для советских школьников.

Герои повести В. Катаева «Растратчики» (1928) бухгалтер Филипп Степанович и кассир Ванечка одержимы пьяной мыслью, непременно «обследовать» в Ленинграде бывших графинь и бывших княгинь. И Ванечка наконец встречает «княжну».

Она «сидела вся закутанная в персидскую шаль, положив ногу на ногу, курила папироску и смотрела на него слегка прищуренными черкесскими глазами…». «А княжна, скрестив на груди под шалью ручки и вытянув вперёд тесно сжатые длинные ноги в нежнейших шёлковых чулках и лаковых туфельках, держала в слегка усатом ротике папироску и шурилась сквозь дым черекесскими многообещающими глазами».

Добавим, что «княжна» Ирен то и дело декламирует стихи: трижды Блока, трижды Северянина, забытый нынче романс «Отдай мне эту ночь… Забудь, что завтра день», кричит водителю: «Шофёр на острова! Шофёр на Елагин остров»…

Что же это у нас получается?..

Да ничего, это я так.

Есть ещё в «Растратчиках» и эпизодический колченогий человек, по фамилии Кашкадамов, у которого одна рука и одна нога — искусственные, уполномоченный с удостоверением загадочного Цекомпома, аферист, с лёгкостью наведший страх на московских кутил.

Как-то так кажется, что Иван Пырьев и Михаил Ромм успели замолить грехи «Братьями Карамазовыми» и «Обыкновенным фашизмом».

Почему именно Пырьев и Ромм? Иван Пырьев (1901–1968) был удостоен Сталинской премии шесть раз. Много. Его одногодок Михаил Ильич Ромм (1901–1971), в нашем либеральном сознании, разумеется, находится по другуюсторону. Однако, сталинских премий сколько? Целых пять премий у Ромма. У Довженко две, так же, как у Александрова, Эйзенштейна. У Пудовкина три. Впрочем, и у Райзмана шесть, но из них две за удачные оперативные документальные ленты и одна за постыдного «Кавалера Золотой Звезды», до чего Пырьев и Ромм не опускались.