Юрий Лотман - В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь

Декарт Р. Избр. произв. — С. 426.

Интересно, что в диалоге есаула и казака-убийцы второй раз проигрывается, уже на народном уровне, конфликт волюнтарного и фаталистического сознания. Есаул призывает казака: «Покорись», подтверждая это ссылкой на судьбу и на то, что противиться судьбе — «это только бога гневить», а казак дважды отвечает ему. «Не покорюсь!» Печорин же, выступающий в этом эпизоде как сила, направленная против непокорной личности, «подобно Вуличу», «вздумал испытать судьбу».

Слово «рыцарь» в заглавии повести Карамзина, вероятно, рассчитано было на то, чтобы вызвать у читателей ассоциацию с Дон Кихотом. Не случайно в начале «Писем русского путешественника» Карамзин писал: «…воображайте себе странствующего друга нашего рыцарем веселого образа ».

Пастернак Б. Стихотворения и поэмы. — М.; Л., 1965. — С. 461.

Соколов А. Н. История русской литературы XIX века (1-я половина). — М., 1970. — С. 641.

Степанов Н. Л. Гоголь // История русской литературы. — М.; Л., 1955. — Т. VII. — С. 218. Свод данных об отношении «Повести» к тексту поэмы см.: Манн Ю. Смелость изобретения. — М., 1975. — С. 97–123. Критические замечания по поводу настоящей главы см.: Манн Ю. В поисках живой души. — М., 1984. — С. 16–18.

См., например: Купреянова Е. Н. «Мертвые души» Н. В. Гоголя: Замысел и его воплощение // Русская литература. — 1971. — № 3. Здесь место «Повести» в поэме определено так: «Следует также учесть, что изображенные в „Мертвых душах“ захолустные помещики средней руки отнюдь не были в представлении Гоголя „генералами“ русской жизни, он видел в них скорее ее „солдат“, т. е. зауряднейших обывателей. Под „генералами“ же Гоголь разумел правящий государственный аппарат, его высшие бюрократические сферы. В своем собственном генеральском обличии они появляются в первом томе „Мертвых душ“ только в „Повести о капитане Копейкине“». Этим характеристика роли «Повести» в поэме ограничивается. Недостаточная убедительность такого истолкования «Повести», видимо, очевидна самому автору. По крайней мере, дословно перенося страницы цитированной выше статьи в изданную позже монографию, E. H. Купреянова исключила фразу, содержащую упоминание «Повести о капитане Копейкине» (см.: Купреянова Е. Н., Макогоненко Г. П. Национальное своеобразие русской литературы. — Л., 1976. — С. 303).

Последняя повесть особенно знаменательна, поскольку содержит непосредственную перекличку с X главой «Мертвых душ», свидетельствуя о том, что, работая над «Повестью», Гоголь держал в памяти рассказ Полевого, который он, вероятно, прочел в 1834 г. Здесь отставной солдат-инвалид говорит про Наполеона: «Правда ли, ваше благородие, будто теперь отправили его за море, за окиян, на кипучую морскую пучину? Что-то не верится! Ведь, наше место свято, говорят, он антихрист, и скоро настанет кончина мира, и он опять выйдет?» (цит. по: Русские повести XIX века, 20-х — 30-х годов. — М.; Л., 1950. — Т. 2. — С. 47). Ср. у Гоголя слова «пророка», который «возвестил, что Наполеон есть антихрист и держится на каменной цепи, за шестью стенами и семью морями, но после разорвет цепь и овладеет всем миром» ( Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. VI. — 206). При сходстве основной сюжетной ситуации — герой-инвалид, оставленный без помощи, — такое текстуальное совпадение подчеркивает сознатeльно-творческий характер того, что Копейкин сделан офицером.

К 9-му классу принадлежит и титулярный советник Башмачкин. Однако именно здесь проявилось существенное различие, свидетельствующее, какое значение имеет «поэтика чина» у Гоголя. В штатской службе дворянство, а следовательно, и право душевладения, начиналось (до указа 11 июня 1845 г., усложнившего этот порядок) с 8-го класса, а для военных — с первого обер-офицерского чина, т. е. с 14-го класса. Башмачкин назван «вечным титулярным советником»: ему никогда не перешагнуть через рубеж, отделяющий его от дворян. Это кладет глубокую социальную черту между ним и Копейкиным. Не случайно коллежский асессор Ковалев, который лишь одним рангом выше Башмачкина, т. е. принадлежит к 8-му классу, — человек совсем другого мира и иной социальной психологии. Между тем, между «майором» Ковалевым и капитаном Копейкиным социальная разница юридически не ощущалась, а фактически военный мундир обеспечивал Копейкину гораздо более почетное положение в обществе той поры, чем вицмундир Ковалева, который, хоть и называл себя, «чтобы более придать себе благородства и веса», майором, на самом-то деле был коллежским асессором.