Юрий Терапиано - «…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда» - Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972)

Кленовский, как антропософ, видит у всех и во всем «антропософские» глубины. Кроме того, как я понял, его ввела в заблуждение Берберова — м. б., из «лучших чувств». Кленовский хвалит Ходасевича, видя в нем антропософа, а Б<���ерберова> (женщина очень практичная) — «подлила масла в огонь» — «да, да, имел отношение к антропософам». Но я Кленовскому отвечу — и я, и некоторые мои коллеги хорошо знали Ходасевича и его скептицизм к мистике — в частности!

Какие типичные для Бунина письма опубликовал Ржевский! [45] Имеется в виду публикация: Ржевский Л. Памяти И.А. Бунина // Грани. 1953. № 20. С. 3–8. Особенно: «Да, я не посрамил русскую литературу…» [46] Неточная цитата из письма И.А. Бунина Л. Ржевскому от 23 сентября 1951 г. У Бунина: «Да, я не посрамил ту литературу, которую полтораста лет тому назад начали Карамзин и Василий Афанасьевич Бунин» (Там же. С. 3). В моем отзыве о 20 № «Граней» я подъязвил по этому поводу — не знаю, пройдет ли, или Вейнбаум [47] Вейнбаум Марк Ефимович (1890–1973) — журналист, сотрудник (с 1914), а затем главный редактор (с 1923) нью-йоркской газеты «Новое русское слово». догадается и вычеркнет? Редко мне приходилось видеть людей, столь уверенных, как Бунин (+ Ладинский и Н. Оцуп) в ценности своего творчества — и это была одна из многих несимпатичных сторон характера Бунина.

Получил «Jesus de Nazareth» профессора еврейской истории и литературы Иерусалимского ун<���иверсите>та Иосифа Клаузнера [48] Клаузнер Иосиф Гдалия (1874–1958) — литературовед, историк, лингвист, сионистский деятель. С 1919 г. жил в Иерусалиме, профессор Еврейского университета (с 1925). Книга «Иисус Назарянин, его время, жизнь и учение» (Иерусалим, 1922; англ. пер. с иврита: Klausner J. Jesus of Nazareth, London, 1925) получила широкую известность еще в первой половине 1920-х гг. Ю.К. Терапиано позже доводилось писать о переиздании этой книги в обзоре: Терапиано Ю. Новые книги // Русская мысль. 1972. 20 апреля. № 2891. С. 10–11. . Он, между прочим, разбирает и критикует взгляды д<���окто>ра Швейцера, пока — только просмотрел, — огромная работа, в дальнейшем — увижу — каковы его взгляды.

Маковский обещал мне для Вас «Странствие земное», как только получу — пошлю. Не знаю, как в Вашем ощущении, но в моем, до сих пор, прежняя книга — уже не то, новая, та, которую сейчас пишу, уже отошла от той линии.

Крепко жму руку Ю. Терапиано

В силу понятных причин сейчас я сократил мою корреспонденцию «par avion» [49] «Авиапочтой» (фр.). и пишу «простые» письма.

15. VI.54

Многоуважаемый Владимир Федорович,

Парижское определение: «музыка» в стихах, пущенное в оборот лет 25 тому назад (кажется) Адамовичем, конечно не точно и даже способно ввести в заблуждение. С музыкой «звучание» стихов имеет мало общего, но как иначе назвать то, о чем хочешь сказать, говоря о стихах? Ведь есть же множество стихов (порой очень хорошо «сделанных»), но не звучащих, как будто по метроному отбивающих метр, — в отличие от них невольно говоришь о «музыке» того или иного поэта, например, Г. Иванова. Знаете ли Вы его книгу «Розы»? Она вышла в 1930 г. [50] Иванов Г. Розы. Париж: Родник, 1931. и потом была перепечатана Ивановым в другой его книге, «Отплытие на остров Цитеру» [51] Он же. Отплытие на остров Цитеру: Избранные стихи 1916–1936. Берлин: Петрополис, 1937. . Согласен с Вами, что вся русская поэзия (не только эмигрантская) от Лермонтова. Единственные совершенные стихи у нас — Пушкина. После Пушкина все русские поэты с точки зрения культуры стиха писали «плохо» [52] Весь этот пассаж — парафраз постоянных рассуждений Адамовича, впервые опубликованных в четвертом выпуске альманаха «Цех поэтов» (Берлин: Трирема, 1923. С. 60): «Пушкинские стихи с каждым годом становились все суше и все строже, иногда даже ценой потери прежней “неги”. Он как бы сдерживал, напрягая все силы, готовое рухнуть здание — стиль искусства. Он избирал наименее песенные формы — шестистопный ямб или белый стих. После его смерти медленно и верно начинается разложение. В стилистике Лермонтова уже даны шестидесятые и девяностые годы, романы Чернышевского и Успенского, идеология русской общественности et caetera. Поэзия Тютчева есть как бы история жизни очень здорового сознания в эпидемически-зараженном воздухе, история стилистических побед и поражений (далеко не редких). Позднее пришли Надсон и Бальмонт». , а элемент «содержания» получил даже преобладающее значение. 16-летний Лермонтов («По небу полуночи») показал, что можно написать гениальное стихотворение — стилистически слабое. И сколько раз Тютчев и другие показывали такое же чудо, но пушкинской гармонии никто, кроме него, дать не мог. Интересно было бы с этой точки зрения сделать обзор русской поэзии XIX и XX вв. А символисты, Блок например, думали только о «безднах и тайнах», — сколько у Блока плохо написанных стихов, — неуклюжие эпитеты и т. п. — хотя бы в «Возмездии». И все-таки Блок — поэт, а всякие «формисты» — мертворожденные!