Евгений Неёлов - Волшебно-сказочные корни научной фантастики

Пропп В. Я. Фольклор и действительность. М., 1976, с. ?3.

Там же, с. 145.

Там же, с. 95.

Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы, с. 251.

Там же, с. 253.

Шайкин А. А. Художественное время волшебной сказки (на материале казахских и русских сказок), с. 42.

Там же, с. 37.

Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры, с. 88.

Эта логика в научной фантастике выражается, может быть, в более резких и рационализированных формах, нежели в других литературных жанрах. Ср. излюбленный многими фантастами прием рассказа о движении человеческой истории из прошлого к настоящему и через него к будущему.

Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики, с. 297.

Там же, с. 293.

Чернышева Т. О старой сказке и новейшей фантастике. — Вопросы литературы, 1977, №1, с. 247. — Т. А. Чернышева считает, что подобные перемены в изображении будущего отчасти «воспринимаются как признаки кризиса». Мы полагаем, что увеличение плотности времени в изображении будущего означает не «кризис», не исчерпанность фантастического мира, а закономерное усложнение художественных задач: становится ясно, что изображать будущее ради будущего, как это часто делалось и делается в плохой научной фантастике, бессмысленно. «Другими словами, — замечает писатель-фантаст Дж. Блиш, — все труднее для литературы будущего быть впереди настоящего», и в этих условиях научная фантастика всего лишь «предлагает псевдоопыт» (Blich J. Nachruf auf die Prophetic. — In: Science Fiction, S. 124, 126). Но дело в том, что научной фантастике и не нужно быть «впереди настоящего». Задача заключается в противоположном: в умении увидеть в настоящем будущее, а в будущем — настоящее. Увеличение плотности времени в изображении будущего как раз и позволяет это сделать.

Чернышева Т. О старой сказке и новейшей фантастике, с. 244–245.

Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры, с. 99.

Мелетинский Е. М. Поэтика мифа, с. 265.

Маркович А. И. Очерк сказок, обращающихся среди одесского простонародья. — В кн.: Юбилейный сборник в честь Всеволода Федоровича Миллера, изданный его учениками и почитателями. М., 1900, с. 184.

Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы, с. 388.

Там же, с. 252.

Хотя, надо заметить, сама относительность сказочного времени, делающая возможной его одновременную обратимость — необратимость, может рассматриваться как аналог (пусть приблизительный) относительности физического времени в современных естественнонаучных концепциях. Пожалуй, ситуацию, складывающуюся при подобном сравнении, лучше всего описывают слова Честертона: «Сказочная страна — это место, законов которого мы не знаем. То же самое можно сказать о Вселенной» (Честертон Г. Волшебные сказки. — Детская литература, 1968, №5, с. 32).

Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры, с. 91.

Бахтина В. А. Время в волшебной сказке. — В кн.: Проблемы фольклора. М., 1975, с. 161.

Там же, с. 161; ср.: «Трудные задачи, выполняемые за героя его помощниками, по содержанию бывают различными, из них наиболее устойчивыми являются поглощение огромного количества пищи (хлеба, вина и пр.) и охлаждение бани» (Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки, с. 153). И то, и другое связано с управлением временем, со способностью превратить лето (жару) в зиму (мороз). Недаром сказка подчеркивает, что чудесный помощник съедает сразу столько, сколько самому герою «в целый год не съесть, не выпить» (Аф., №137).

Неклюдов С. Ю. Особенности изобразительной системы в долитературном повествовательном искусстве. — В кн.: Ранние формы искусства. М, 1972, с. 196.

Там же, с. 196, прим. 11.

Бахтина В. А. Время в волшебной сказке, с. 163.

Пропп В. Я. Морфология сказки, с. 75.

Ср.: «Момент улетания в сказке соответствует отсыланию через смерть в обряде» (Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки, с. 151).

Там же, с. 59.

Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры, с. 90.

Новик Е. С. Система персонажей русской волшебной сказки, с. 220.