Андрей Зорин - «Столетья на сотрут...» - Русские классики и их читатели

Раз уж мы затронули хронологию, вспомним, что тексты "Былого и Дум" печатались с 1854–го до…

А вот тут‑то и невозможно назвать "конечную дату": все новые и новые фрагменты возникают то здесь, то там, и, по–видимому, еще не все найдено, и публикация этих мемуаров, выходит, не имеет конца. Как бессмертие…

Любой из миллионов обладателей этой великой книги сегодня спокойно снимает ее с полки и открывает.

Сначала — посвящение:

Н. П. Огареву

В этой книге всего больше говорится о двух личностях. Одной уже нет, — ты еще остался, а потому тебе, друг, по праву принадлежит она.

Искандер.

1 июля 1860.

Eagle’s Nest Bournemouth

Вслед за тем, после краткого вступления, — кто же не помнит? — начинается часть 1 "Детская и университет (1812—1834)".

И вот — первые строки первой главы:

"… — Вера Артамоновна, ну, расскажите мне еще разок, как французы приходили в Москву, — говаривал я, потягиваясь на своей кроватке, обшитой холстиной, чтоб я не вывалился, и завертываясь в стеганое одеяло.

— И! что это за рассказы, уж столько раз слышали, да и почивать пора, лучше завтра пораньше встанете, — отвечала обыкновенно старушка, которой столько же хотелось повторить свой любимый рассказ, сколько мне его слушать" [218].

Много, очень много написано об этой книге: в сотнях работ изучены замысел, идеи, варианты, рассмотрена творческая история главного труда Герцена [219]; давно известно, между прочим, что мысль о воспоминаниях зародилась еще в молодости; что в ссылке были набросаны планы, фрагменты, а позже вышли "Записки одного молодого человека". Все это были лишь подступы к главному сочинению, первые строки которого записаны сорокалетним человеком вдали от России, в английском изгнании. Несравненная проза, о которой никто не сказал лучше самого автора: "Это просто ближайшее писание к разговору — тут и факты, и слезы, и хохот, и теория…" (XXVI, 60).

Или иначе: "Это отражение истории в человеке, случайно попавшемся на ее дороге".

Что можно добавить, что еще разглядеть?

Были люди, поколения, которые в первый раз за всю историю человечества, в 1605 году, начали читать "Дон Кихота" и потом более десяти лет ожидали продолжения, гадали, чем дело кончится (даже подверглись соблазну "лжегероя", фиктивного Дон Кихота, написанного одним из соперников Сервантеса).

Иные поколения читателей с нетерпением ожидали очередной номер журнала "Русский вестник" с новыми главами "Войны и мира"; а 75 лет спустя гадали — как поведет себя в следующих главах солдат Василий Теркин. Мой друг писатель Лев Осповат является обладателем редчайшей подборки: роман в стихах Пушкина "Евгений Онегин", но не в привычном нам современном виде, а в форме приплетенных друг к другу оттисков. Сначала ведь тоненькой книжечкой вышла 1–я глава поэмы, где было еще посвящение брату Льву (позже снятое) и огромное примечание о Ганнибалах, также замененное девять лет спустя одной строчкой; затем старинный обладатель 1–го выпуска приобрел 2–й, 3–й и так до конца, до VIII главы: и, верно, гадал, что станет с Онегиным и как сложится судьба Татьяны? Эта любопытная книжица — памятник живого чтения, интереса современника, и есть в ней что‑то такое, чего мы, вероятно, не можем почувствовать, когда снимаем с полки одно из многочисленных современных изданий пушкинской поэмы…

Читатель, верно, уж догадался, что подобный же эксперимент будет произведен с "Былым и Думами".

Мы попытаемся представить, как, в каком порядке, в каком историческом, социальном, моральном контексте мемуары Герцена, глава за главой, поступали к первым их читателям: к тем тысячам, десяткам тысяч "заинтересованных лиц", среди которых — Толстой и Добролюбов, Некрасов и Тютчев, Достоевский и Крамской, Лесков и Менделеев…

Разумеется, нелегко современному исследователю перевоплотиться в человека того поколения, убедить себя самого, что до сей поры — никогда и не слыхал про "Былое и Думы"; более того, сама невозможность такого превращения в дальнейшем будет не раз оговариваться: присоединясь к первым читателям Герцена, мы будем порой обращаться к необходимым комментариям и суждениям, которые принадлежат уже нашему веку, свидетельствуют о более чем вековой дистанции, нас разделяющей.

Итак, приступаем к чтению никому не известных герценовских мемуаров.

"Тюрьма и ссылка. Из записок Искандера". Лондон. 38, Regent Square, Gray’s Jan Road. Париж, A. Franck, 96, Rue Richelieu, 1854". 196 страниц.