«П. Ф-чу Вейм<���арну> все препр<���оводить> к Клейн<���михелю>.
Показать Ал. Ни. не найдет ли?» [160] «Дело архива 3-го Отделения о стихах корнета Лермонтова „На смерть Пушкина“ и о распространении их чиновником 12 класса Раевским». — ИРЛИ, ф. 524, оп. 3, № 10.
Очевидно, «Ал. Ни.» — А. Н. Мордвинов, управляющий 3-м Отделением, — должен был разгадать, чьим почерком переписаны стихи. И выяснить, кто соучастник. На это напирали и на допросах.
Лермонтов ограничился именем одного Раевского. И существование других соучастников в появлении стихов на смерть Пушкина отрицал.
Соучастников в появлении стихов — тайного общества, от лица которого они писаны, — не было. Соучастники в распространении стихов были. Мы знаем: это — молодые чиновники, которых иностранный посол назвал в эти дни русским «третьим сословием», отметив, что они «создают апофеоз» Пушкину, человеку, произведения которого являются выражением их собственных чувств [161] П. Е. Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина, изд. 3-е. М.-Л., ГИЗ, 1928, с. 392.
.
За три года до гибели Пушкин обронил в разговоре фразу, что он «возвращается к оппозиции». Приятель поэта, А. Н. Вульф, записавший эти слова, заметил: «Ее у нас нет, разве только в молодежи» [162] Л. Майков. Пушкин. СПб., 1899, с. 208.
.
Лермонтов и Раевский с приятелями как раз и представляют собой этот оппозиционный элемент русского общества. Но в показаниях поэта об этом нет, разумеется, ни одного слова.
«Объяснение» Лермонтова, как теперь можно уразуметь, написано до ареста Раевского. Но Раевский не знает об этом. И, перебелив 21 февраля свое, пытается переслать его Лермонтову.
Раевский посажен на гауптвахту, что у Сенной площади [163] А. Шан-Гирей. М. Ю. Лермонтов. — В кн.: Е. Сушкова. Записки, с. 379.
, неподалеку от дома (Арсеньева живет на Садовой против 3 Адмиралтейской части в доме княгини Шаховской — ныне № 61). Раевский пишет записку камердинеру Лермонтова:
«Андрей Иванович! Передай тихонько эту записку и бумаги Мишелю. Я подал эту записку Министру. Надобно, чтобы он отвечал согласно с нею, и тогда дело кончится ничем.
А если он станет говорить иначе, то может быть хуже» [164] «Дело о непозволительных стихах…», л. 13.
.
Записка, переданная часовому, перехвачена вместе с черновиком показаний. В руках Бенкендорфа — два несогласных между собой документа.
Рассмотрев все эти материалы, шеф жандармов отправляет Клейнмихелю «Объяснение» Лермонтова для сличения с «таковым же чиновника Раевского», а также пакет с бумагами, отобранными при обыске. К этому приобщена собственная генерал-адъютанта графа Бенкендорфа секретная записка «О непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии Гусарского полка Лермантовым, и о распространении оных губернским секретарем Раевским».
В этот день начинается
ДЕЛО
Министерства военного
Департамента военных поселений
<���инспекторского> канцелярии <2-го стола>
№ 22.
Может возникнуть вопрос: при чем тут департамент военных поселений? И при чем тут Клейнмихель?
При том, что в этом департаменте служит Раевский. А директор департамента — граф Клейнмихель [165] «Месяцеслов и Общий штат Российской империи на 1837 год», ч. I, с. 187.
.
При том, что в здании Главного штаба сидит под арестом Лермонтов. А дежурный генерал Главного штаба — генераладъютант граф Клейнмихель [166] Там же, с. 124.
.
Обложка «Дела министерства военного департамента <���инспекторского>». А управляет инспекторским департаментом генерал-лейтенант граф Клейнмихель [167] Там же, с. 149.
.
Вот почему Клейнмихелю и поручено разобрать дело. Вот почему выпущенный из-под ареста Лермонтов пишет Раевскому, что должен явиться к Клейнмихелю, «ибо он теперь и мой начальник» [168] Лермонтов, т. VI, с. 438.
.
Впоследствии, вспоминая «маленькую катастрофу», происшедшую с ним в Петербурге в 1837 году, Раевский уверял, что показания Лермонтова не слагали на него ответственности и не могли отозваться резко на его служебных делах. «Но к несчастию моему и Мишеля, — писал он в письме к Шан-Гирею, — я был тогда в странных отношениях к одному из служащих лиц» [169] А. Шан-Гирей. М. Ю. Лермонтов. — В кн.: Е. Сушкова. Записки, с. 382–383.
.
Профессор Н. Л. Бродский высказал предположение, что это был сенатор Дубенский. Нет, в 1837 году Дубенский в департаменте военных поселений еще не служил. А это был сам директор департамента — Клейнмихель.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу