1 ...8 9 10 12 13 14 ...77 Но мои ученики мне не верят. Они хотят, чтобы у них был агент и чтобы их печатали. И платили гонорары.
Почти все они пишут уже давно, некоторые — большую часть жизни. Многим не раз говорили, что пишут они хорошо.
И им хочется понять, почему же тогда они будто сходят с ума, когда садятся за очередной текст, почему сначала у них полно прекрасных идей, а потом они печатают первое предложение и с ужасом видят, что оно никуда не годится. Откуда берутся все эти нервные расстройства, что выходят на поверхность, как форель из омута: тоска, отвращение к себе, то завышенная, то заниженная самооценка, неспособность додумать мысль до конца и даже чрезмерное стремление к чистоте, как у Говарда Хьюза [16] Говард Хьюз (1905–1976) — американский промышленник, инженер, новатор американской авиации, кинопродюсер, режиссер. Известен также своим эксцентричным поведением и многочисленными фобиями. Прим. ред.
с его боязнью микробов. Ах да, не забудьте манию преследования.
Я говорю им: можно испугаться и поддаться этому. А можно сделать из той же паранойи чудесный материал для творчества. Рассматривайте ее как производственное сырье: например, вы можете создать персонажа-параноика и раскрыть этот образ с новой и неожиданной стороны, сделать его правдивым, выпуклым, страшным или забавным. Я читаю им стихотворение Филиппа Лопейта [17] Филипп Лопейт (род. 1943) — американский поэт, прозаик, кинокритик. Прим. пер.
, которое мне однажды прислал кто-то из друзей. Стихи такие.
Хочешь правду?
Думаешь, мы все в сговоре?
Мы, друзья и родные,
нарочно тебя пытаем под стать врагам?
Вместе казни выдумываем все новые?
Да, нарочно. Да, вместе. По четвергам.
Только, знай, и мечтаем, как нам опять
растравить тебе душу, да посильнее,
да подольше, да побольнее,
вымотать аж до стона.
Нервы истрепать:
ни к сердцу прижать,
ни к черту послать,
ни пустить уже на все стороны.
Так вот и живем: мучим, а потом
сядем и планируем заново.
Вот тебе, дружок, и четверг пришел.
Вот такая теория заговора.
Они таращатся на меня, будто в сцене из «Полета над гнездом кукушки». Только троим показалось, что стихи про паранойю — это смешно или что в них есть своя художественная правда. Несколько человек глядят с отчаянием. Те, кто сильнее всего хочет публиковаться, просто думают, что я стерва. У некоторых сломленный вид, кое-кто смотрит с явным отвращением, словно я стою перед ними голая при ярком свете.
Наконец кто-то тянет руку:
— А если сразу послать рукопись в издательство? Без агента никак нельзя?
Пару секунд я молчу, потом отвечаю:
— Нет. Без агента нельзя.
Проблема всякий раз в том, что люди хотят публиковаться.
То есть они вроде бы хотят писать, но на самом деле им надо, чтоб их печатали. Я говорю им: «С таким подходом ничего не добьешься. Представьте себе дверь, в которую мы все хотели бы войти. Так вот, чтобы найти и открыть ее, надо писать. Начать писать — почти как завести ребенка: ты встряхиваешься, начинаешь обращать внимание на разные мелочи, становишься более чутким. А сам факт публикации ничего этого не даст. В дверь вы так не войдете».
Однажды, когда моему сыну Сэму было три с половиной года, он нарочно вышел из дома и захлопнул за собой дверь. У него были ключи от игрушечных наручников. Я сидела на диване и читала газету, как вдруг услышала, что он вставил в скважину эти пластмассовые ключи и ломится обратно в дом. Потом он выдал:
— Твою мать!
Рот у меня открылся, как на картине Эдварда Мунка «Крик».
Я даже не сразу встала и отперла дверь.
— Что ты сейчас сказал, сынок? — переспросила я.
— Твою мать, — повторил Сэм.
— Сынок, но это же очень плохие слова. Давай мы их совсем-совсем не будем говорить, ладно?
Он потупился, кивнул и обещал:
— Ладно, мам. — Потом подался ко мне и доверительно продолжил: — А знаешь, почему я сказал плохие слова?
— Почему?
— Из-за этих гребаных ключей!
Игрушечным ключом дверь не отопрешь. А те чудеса, которых люди ждут от публикации, — фантазия, обманка. Как голограмма орла на кредитной карте: летает только понарошку. Есть только один настоящий способ: долби каждый день свои гаммы, бери пьесы все сложней и сложней, слушай, как великие музыканты играют твои любимые вещи, — и потихоньку научишься. Есть в работе моменты, когда все наскучит и встанет поперек горла, и не знаешь, сможешь ли ты сегодня взять себя в руки и продолжать. Вы думаете, у признанных писателей не бывает этих часов скуки и уныния, когда сам себе кажешься ничтожным и суетливым, как блоха? Все бывает. Но порой чувствуешь, что писать — великое счастье, что именно этим ты хочешь заниматься всю жизнь. Тот, кто вправду всей душой жаждет писать, всегда найдет способ сказать свое слово. И сделать это очень, очень важно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу