Павел Анненков - Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта

Этим же стихотворением прощался он и с властителем своих дум — Байроном, посвящая ему, на расставанье, последнюю дань удивления, последнюю свою песнь. Другое направление, другое развитие ожидали его в Михайловском.

«Кавказский пленник», два письма Пушкина о недостатках поэмы. — Неизданные стихи из предисловия поэмы. — Стихотворения «Демон», «Я пережил свои желанья…» как части однородного созерцанья. — Журнальная критика. — Известия о стихотворении «Мстислава древний поединок…» и о поэме «Владимир». — Журнальная прицепка к стихам его. — «Бахчисарайский фонтан». — Влияние Байрона и значение его в жизни поэта вообще. — Сочувствие Пушкина к А. Шенье и малое расположение к Ламартину. — Происхождение «Бахчисарайского фонтана» объясняет господствующий тон в поэме. — Письмо Пушкина к Бестужеву с жалобой на самовольную припечатку выпущенных стихов и с разбором произведений, помещенных в «Полярной звезде» 1824 г. — Стихотворение «Печален будет мой рассказ…» — Отсутствие изнеженности в стихе поэмы. — Издание ее. — Почему «Кавказский пленник» не мог быть издан своевременно во второй раз. — Предисловие кн. Вяземского к «Бахчисарайскому фонтану» и полемика, возгоревшаяся по поводу его. — Письмо Пушкина в редакцию «Сына отечества» с заявлением своего сочувствия к мыслям кн. Вяземского о романтизме. — Прения о классицизме и романтизме. — «Мнемозина» кн. Одоевского об элегиях. — Сбивчивость понятий. — Пушкин принужден толковать свои создания. — Его объяснения «Песни о вещем Олеге», 1-й главы «Онегина», опровержение мысли, что в стихах стихи не главное. — Заметка Пушкина о Жуковском. — Отношения Пушкина к обеим враждующим партиям. — Как понимал Пушкин классицизм и романтизм в собственной мысли. — Слова его об этом предмете и различение произведений по форме. — Неспособность его к теоретическим тонкостям. — Пушкин часто разумеет под романтизмом творчество и творческое создание. — Идеи Пушкина о классической трагедии. — Суждение Пушкина о переводе «Федры» Лобановым и о Расине вообще из письма 1825 года. — «Братья разбойники». — Стихотворения «Сон» и «Два путника» как части новой поэмы «Вадим».

Остановимся здесь на минуту и сделаем несколько заметок на все поэмы, созданные Пушкиным в этот четырехлетний промежуток времени, столь обильный разнородными впечатлениями, столь плодовитый в литературном отношении. Любопытно видеть тайну их происхождения, значение, которое придавала им публика, и критические убеждения самого автора, вызванные толками и суждениями об них.

Поэма «Кавказский пленник» была первым опытом Пушкина создать характер, и опытом, как известно, не вполне удачным. Замечательно, что первый, открывший это, был сам Пушкин. Вот что писал он издателю поэмы в то время, как едва успели остыть чернила на его рукописи: «Недостатки этой повести, поэмы или чего вам угодно так явны, что я долго не мог решиться ее напечатать. Простота плана близко подходит к бедности изобретения, описание нравов черкесских не связано с происшествием и есть не иное что, как географическая статья или отчет путешественника. Характер главного лица (а всего-то их двое) приличен более роману, нежели поэме, да и что за характер? Кого займет изображение молодого человека, потерявшего чувствительность сердца в каких-то несчастиях, неизвестных читателю? Его бездействие, его равнодушие к дикой жестокости горцев и к прелестям кавказской девы могут быть очень естественны, но что тут трогательного? Легко было бы оживить рассказ происшествиями, которые сами собой истекали бы из предметов. Черкес, пленивший моего русского, мог быть любовником его избавительницы; мать, отец и братья ее могли бы иметь каждый свою роль, свой характер — всем этим я пренебрег: во-первых, от лени; во-вторых, что разумные эти размышления пришли мне на ум тогда, как обе части поэмы были уже кончены, а сызнова начинать не имел я духа… Вы видите, что отеческая нежность не ослепляет меня насчет «Кавказского пленника», но, признаюсь, люблю его, не зная за что: в нем есть стихи моего сердца…» [66].

Другое письмо Пушкина о том же предмете к одному из друзей, В. П. Г[орчако]ву, не менее замечательно в своей простодушной откровенности:

«Замечания твои, моя радость, очень справедливы и слишком снисходительны. Зачем не утопился мой Пленник вслед за Черкешенкой? Как человек, он поступил очень благоразумно, но в герое поэмы не благоразумия требуется. Характер Пленника неудачен; это доказывает, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19 века. Конечно, поэму приличнее было бы назвать «Черкешенкой» — я об этом не подумал.