Сабина Мертен - Поэтика медицины - от физиологии к психологии в раннем русском реализме

Тезис, утверждающий, что функционирование общества регулируется исключительно физиологическими законами, отодвигается, таким образом, на задний план. Общество рассматривается теперь как психологически мотивированная структура. Из этого следует, что анализ общества должен осуществляться при помощи выявления психологических связей между его отдельными членами. Каждое общество конституирует себя в зависимости от позиции его отдельных членов, общественные нормы могут при этом считаться общеупотребительными только в той степени, в какой осуществима постоянная корреляция между ними и поведением отдельного человека. Каждый индивидуум находится в непосредственной связи со всеми остальными членами общества, следовательно, каждый поступок, позиция или высказывание отдельной личности оказывает влияние на поступки и решения всех остальных членов общества. Исходя из того, что общество рассматривается как огромное сплетение отдельных биографий и характеров, понимание устройства и функционирования общественных механизмов может быть достигнуто лишь через рассмотрение поведенческих стратегий отдельного человека. Именно поэтому анализ общества в психологическом романе концентрируется теперь не на описании общественных институтов и их действительного функционирования (как в «физиологическом очерке»), а на изображении индивидуального сознания общества. Патологические импликации психологического романа срабатывают в тот момент, когда состояние общества оказало уже настолько сильное влияние на героя, что «болезни» общества рассматриваются как причины возникновения душевных расстройств индивида. Тем не менее это не означает непременного возникновения внутренних психических конфликтов, выражающихся в форме невроза или психоза. Неразрешимость социальной ситуации героя, конфликты между его стремлениями и социальной необходимостью служат, скорее, повышению степени его саморефлексии.

Основанием для литературизации вышеописанного психического процесса служит определенная медицинская концепция. Психологический и психопатологический дискурсы 1840-х годов открывают возможность для дискурсивного описания и последовательной реконструкции психологии индивидуума на основании установления причинно-следственных соотношений между внешними факторами и психическими реакциями на них. Для того чтобы эти соотношения могли быть осознаны, необходимо показать не только настоящее состояние героя и его связи с внешним миром, но и процесс его психологического развития. Литература симулирует при этом открытый эксперимент, проведение которого возможно только в рамках художественного текста. Только таким образом можно установить специальные связи, нехарактерные при других условиях, а именно: конфронтацию героя с различными ситуациями и дискурсами в жестко очерченных рамках художественного текста. Литература раннего реализма при этом оставляет без внимания проблему сущности человеческого существа, предметом ее интереса является исключительно поведение индивидуума внутри определенных социальных структур.

Проблема смены психического состояния героев заложена на многих уровнях романа «Бедные люди». В тексте заостряется вопрос о внутренней зависимости индивидуума от социума. Роман «Бедные люди» занимает амбивалентную позицию по отношению к традиции «физиологического» и «сентиментального очерка». В определенном смысле характер романа совпадает с экспериментальным характером «физиологии», не перенимая тем не менее ее антропологического редукционизма. Социальный пафос, характерный для «физиологического очерка», имеет здесь характер шаблона, на фоне которого разрабатываются взаимоотношения между героем и социумом в психологической перспективе. На уровне мотива воспроизводится топос судьбы несчастного, бедного, обделенного и угнетенного человека, попавшего в скверное положение не по своей вине и всеми силами пытающегося добиться признания общества:

Целая семья бедняков каких-то у нашей хозяйки комнату нанимает, только не рядом с другими нумерами, а по другую сторону, в углу, отдельно. Люди смирные! Об них никто ничего и не слышит. Живут они в одной комнатке, огородясь в ней перегородкою. Он какой-то чиновник без места, из службы лет семь тому исключенный за что-то. <���…> Как-то мне раз, вечером, случилось мимо их дверей пройти; на ту пору в доме стало что-то не по-обычному тихо; слышно всхлипывание, потом шепот, потом опять всхлипывание, точно как будто плачут, да так тихо, так жалко, что у меня всё сердце надорвалось… [Достоевский 1973–1988 I: 23–24].