Именно проблемы дегенерации играют главную роль в психо-и сексопатологии в XIX веке. Необходимо назвать работы В. Маньяна, Г. Шюле, Р. фон Крафт-Эбинга, Е. Крепелина [29] О роли теории дегенерации в развитие сексопатологии см.: [Gilman 1985: 191–216].
. Маньян подходит к проблеме дегенерации с дарвинисткой точки зрения и понимает ее как регресс, чем и отличается от религиозной позиции Мореля. Подобная перспектива освобождает дорогу идее атавизма: вырождение является в социально-дарвинистском смысле регрессивным развитием, грозящим человеку «произвольной схожестью» (Спенсер) и неопределенной гомогенностью, характерной для примитивных сообществ. Вырождение становится понятием, охватывающим все формы видимых и невидимых отклонений, синонимом патологии [Pick 1989: 8], к последствиям которой причисляются не только психические заболевания, но и ненормативные формы социального поведения: преступность, проституция, алкоголизм, сексуальные извращения [30] Акценты в определении причин дегенерации, однако, все больше смещаются. Болезни — особенно те, которые передаются половым путем, — получили наряду с ядовитыми веществами (в частности — алкоголем) особое значение. Условия жизни людей в цивилизованном обществе стали также играть немаловажную роль: борьба за выживание как причина измождения, одностороннее развитие определенных духовных характеристик, «не-забота» о собственном теле, ослабление природных инстинктов (например, забота о продолжении рода), являющиеся причиной самоубийств и онанизма. [Leib-brand/Wettley 1961: 519–545].
. Именно поэтому термин теряет научную основу и необходимость даже в психиатрии [Ackerknecht 1985: 57]. Одновременно, благодаря прежде всего М. Нордау, дегенерация становится центральной темой в литературе, искусстве и культурной критике fin de siècle.
Открытым остается вопрос, имеет ли Салтыков-Щедрин отношение к русскому дискурсу дегенерации, возникшему до рецепции французской натуралистической традиции и выходящему за ее пределы. Известно, что психиатрические работы о дегенерации начали появлятся в России с 1880-х годов. Этот факт не позволяет говорить о возникновении дискурса дегенерации до 1880 года [31] В этой связи необходимо назвать следующие имена: Д. А. Дриль и его диссертации «Малолетние преступники» (1881) имеет прямое отношение к традиции криминальной антропологии Ч. Ламброзо; П. П. Ковалевский, бывший профессором Харьковского университета, автор одной из первых работ по психопатологии на русском языке («Основы механизма душевной деятельности», 1885); С. С. Корсаков, Н. Н. Баженов, В. Ф. Чиж. Однако, как отмечает И. Сироткина [Сироткина 2000], вырождение считается скорее социальным явлением, в котором наследственность не играет главной роли. Связанные с дегенерацией евгенистические идеи нашли свое распространение в более раннее время. См., например, «Усовершенствование и вырождение человеческого рода» В. М. Флоринского (1866); ср.: [Богданов 2005]. Другие авторы (П. Д. Боборыкин, «Из новых», 1887) помещали теорию наследственности в центр своего повествования. Так, вырождение находит литературное выражения в романе «Брат и сестра» (1862) Н. Г. Помяловского. Роман остался незавершенным и поэтому не нашел откликов (ср.: [Blanck 1990: 24ft.]). Об истории психиатрии и психопатологии в России см.: [Иудин 1951]; [Brown 1981]; [Sirotkina 2002].
. С другой стороны, в публицистике 1870-х годов риторика дегенерации «социального организма» представлена весьма широко. Особенно яркое выражение она находит у народников в метафоре разложения коллективного тела [Паперно 1999:106–108], что опять же напоминает дискурсивную стратегию французской культуры той эпохи [Nye1984]; [Pick 1989: 97–106]. Несмотря на это, можно смело утверждать, что ранняя и шумная рецепция французского натурализма наряду с полемикой вокруг позитивизма являлась важным дискурсивным пространством для развития идей дегенерации в России.
Роман «Господа Головлевы» бесспорно может быть отнесен к дискурсу дегенерации [32] Психическое, физическое и моральное вырождение семьи Головлевых происходит на протяжении жизни трех поколений. Прогрессирующая деградация, ведущая к вымиранию рода, очевидна: к первому поколению принадлежат Арина Петровна и ее муж Владимир Михайлович. Им еще удается достичь преклонного возраста. Второе поколение — их сыновья Степан («Степка-балбес»), Порфирий («Иудушка», «кровопивушка») и Павел. Они умирают в самом расцвете сил. Третье поколение — детей Порфирия и его племянницу Анниньку вырождение настигло уже в юном возрасте.
. Этот факт подчеркивает и сам Салтыков-Щедрин в одном из финальных эпизодов романа:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу