Риккардо Николози - Вырождение семьи, вырождение текста - «Господа Головлевы», французский натурализм и дискурс дегенерации XIX века

<���…> Что бы ни случилось, Иудушка уже ко всему готов заранее. Он знает, что ничто не застанет его врасплох и ничто не заставит сделать какое-нибудь отступление от той сети пустых и насквозь прогнивших афоризмов, в которую он закутался с головы до ног. Для него не существует ни горя, ни радости, ни ненависти, ни любви. Весь мир, в его глазах, есть гроб, могущий служить лишь поводом для бесконечного пустословия [XIII: 119].

За обманностью происходящего в имении скрывается не только моральный упадок, но и метафизическое зло, носителем которого в первую очередь является сам Порфирий. Его демонизм включает в себя не только метафорическое отождествление с Иудой, но и со змеей [XIII: 67 ] и даже с сатаной [XIII: 190] [49] Ср.: [Кривонос 2001]. . Умирающему Павлу он кажется приведением из потустороннего мира: «Он не слыхал ни скрипа лестницы, ни осторожного шарканья шагов в первой комнате — как вдруг у его постели выросла ненавистная фигура Иудушки. Ему померещилось, что он вышел оттуда, из этой тьмы, которая сейчас в его глазах так таинственно шевелилась; что там есть и еще, и еще… тени, тени, тени без конца! Идут, идут…» [XIII: 77]. Метафизические элементы отличают роман Щедрина от натуралистического романа, в котором, как известно, человеческие пороки не трансцедентны.

Жизнь в обманном, призрачном мире для Головлевых означает отдаление от реальности. Этот процесс протекает одновременно с прогрессирующей дегенерацией героев. Это ведет к расцвету фантазии и все более и более сложных фантасмогорий. Усиление интенсивности внутренней жизни отличается от притупленности душевных переживаний дегенерирующих героев французского натуралистического романа [50] K. K. Арсеньев указал на психологизацию вырождения в произведениях Салтыкова-Щедрина. Это касается, например, алкогольного делириума. Арсеньев подчеркивал также отличия от текстов Золя. В «L’Assommoir» Золя описывает только внешние признаки умирания Купо и комментирует их медицинскую сторону, ссылаясь на Маньяна — психиатра и теоретика дегенерации. Салтыков-Щедрин же подробно описывает медленное умирание психики Степана Головлева. Примечателен тот факт, что нервное заболевание и его этиология в описание алкоголизма не играют для русского писателя главной роли. Он не считает алкоголизм последствием и не связывает его с душевными заболеваниями и нервными расстройствами, как постулируется в теории дегенерации. .

Агония Головлевых означает триумф фантазий, другими словами, осознание и гипертрофизацию того состояния, которое и так всегда было очевидным. Павел восполняет несуществующее в реальности миром фантазий: «Уединившись с самим собой, Павел Владимирыч возненавидел общество живых людей и создал для себя особенную, фантастическую действительность. Это был целый глупо-героический роман, с превращениями, исчезновавениями, внезапными обогащениями, роман, в котором главными героями были: он сам и кровопивец Порфирушка. <���…> В разгоряченном вином воображении создавались целые драмы, в которых вымещались все обиды и в которых обидчиком являлся уже он, а не Иудушка» [XIII: 66–67].

Фантастическая гипертрофия принимает у Порфирия форму экстаза и целиком заменяет умственную активность. Порфирий выстраивает свою собственную фантастическую реальность, частично состоящую из цифровых фантасмогорий:

Запершись в кабинете и засевши за письменный стол, он с утра до вечера изнывал над фантастической работой: строил всевозможные несбыточные предположения, учитывал самого себя, разговаривал с воображаемыми собеседниками и создавал целые сцены, в которых первая случайно взбредшая на ум личность являлась действующим лицом… Это был своего рода экстаз, ясновидение, нечто подобное тому, что происходит на спиритических сеансах [XIII: 215,217].

Мало-помалу начинается целая оргия цифр. Весь мир застилается в глазах Иудушки словно дымкой; с лихорадочною торопливостью переходит он от счетов к бумаге, от бумаги к счетам. Цифры растут, растут… [XIII: 228].

Патологическая неспособность к концентрации внимания, бросающиеся в глаза параллели с картиной заболевания дегенерирующей личности, как считалось, поощряет возникновение безбрежных фантасмогорий [51] Ср. «склонность к бесплодной мечтательности» вырождающегося у М. Нордау: «Психопат не в состоянии долго сосредоточить внимание на одном предмете, верно понять и упорядочить свои впечатления и выработать из них ясные представления и суждения. Ему гораздо легче лелеять в своих мозговых центрах неясные, как в тумане расплывающиеся картины, едва созревшие зачатки мысли и предаваться постоянному опьянению неопределенными, бесцельными представлениями» [Нордау 1995:36]. :