Марина Аромштам: Как дневник. Рассказы учительницы

В общем, «скифы» уходят в сопровождении дружественного каганата.

А тут как раз за водой прибывают «древние греки». Ты проверяешь шапки на маленьких головах, заливаешь в бутылки кипяченую воду — все по правилам безопасности. И говоришь, улыбаясь: «Что ж! Двигаемся к кургану».

Потому что если не растягивать губы в улыбке, с ними может произойти что-то, не подходящее к случаю.

По дороге ты на минуту заглядываешь к Чесноку и сообщаешь о происшествии. Он сереет лицом, хватается за телефон. Обещает вызвать милицию. Да, хорошо бы милиция проехалась вдоль заповедника.

А потом ты снова двигаешься к кургану в составе маленького героического отряда, который несет огонь во имя спасения пленных. Ты не имеешь права думать о синяке под глазом у твоего ребенка, потому что всем предстоят состязания.

И не вздумай, Федрата, застрять в трещине между мирами.

Ты настаивала на трансформации. На встрече с живой античностью. Так учись общаться с богами. Или ты позабыла: они обожают жертвы. В виде родных детей. Хочешь в поход на Трою — пойди заколи ребенка. А твоему дали в глаз. Всего-то.

И вообще признай: античные боги тебе явно благоволят. Ты должна прыгать от радости. От невозможного счастья. Что в глаз получил именно твой ребенок. Твой собственный, а не какой-нибудь мурманский медалист, за которого ты отвечаешь. Предводительница амазонок вообще потеряла здесь сына…

Античные боги, безусловно, к тебе благосклонны.

В общем, мы съездили в Танаис и встретились там с историей.

В последний день учебного года я достаю из шкатулки веревочку. Ту самую, которую мы когда-то отыскали в лесу вместе с кладом.

Я привязываю веревочку к ножкам стульев и хорошенько натягиваю.

Потом мы молча стоим перед этой «границей». Просто смотрим: каждый должен примериться.

Мы каждый год перешагивали веревочку — и оказывались в новом классе. И каждый год высота над полом росла и росла. Когда мы окончили первый класс, она составляла два дециметра. После второго класса — на один дециметр выше. В третьем классе веревочка поднялась совсем высоко. Мы как раз вернулись из Танаиса. И когда пришло время «переходить», мальчишки вдруг стали прыгать. Сначала кто-то один, а за ним остальные. В этом было столько жизненной силы, энергии, удальства — разбежаться и перепрыгнуть. В следующий класс. В следующий отрезок жизни.

Я тоже тогда разбежалась и перепрыгнула. Я хорошо запомнила ощущение от прыжка. И как радостно бьется сердце.

Теперь я достала веревочку в пятый раз. Теперь она натянута на высоте полуметра. И я вдруг понимаю — всеми ногами-руками, всем телом, всем существом: мне не перепрыгнуть.

Я вроде бы и не должна. Переходят дети — не я. Сейчас переступят веревочку — и уже пятиклассники. Но мне кажется, я бы и не смогла.

Я начинаю называть их по именам. Это сигнал к тому, чтобы «переходить». Каждый берет препятствие так, как считает нужным. Кто-то лихо и с присвистом. Кто-то с достоинством, подчеркнуто медленно. Кто-то грациозно, придерживая пышные юбки.

Первый, второй, третий…

А может, все-таки и смогла бы. Ну, что такое полметра?

Четвертый, пятый… десятый…

Почему я решила, что не возьму полметра? Это же сущая ерунда. Даже если толкаться двумя ногами…

Девятнадцатый… двадцать второй…

Но я не могу шевельнуться.

Двадцать пятый, двадцать шестой.

Вот и все они на другой стороне. Повернулись и смотрят. Теперь уже на меня.

А я все так же не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. И они вдруг, кажется, поняли…

Но я не заплачу, нет.

Ни за что не заплачу.

— Эй, привет, пятиклассники!

Я — маленький человек. Не в гоголевском смысле, а в буквальном. Рост 1 м 58 см. Всю свою сознательную жизнь я работала с малышами. Малыши занимали мои мысли, чувства, все жизненное пространство вокруг. А подростки «обитали» в здании старшей школы. Туда я заходила редко, только по необходимости.

И каждый раз двигалась по коридору с замиранием сердца. Как странник по незнакомой местности. Звонок — вздох классных дверей — и школьные коридоры наполняются гулом движения. Толпы подростков — как стада бизонов или диких мустангов. А во мне — чуть больше полутора метров.

И одна забота: как бы не затоптали.

Однажды случайно увидела, как наш директор репетирует со старшеклассниками. Что-то они готовили к выпускному. Увидела — и меня будто к месту приклеили. Их, этих страшных большущих «детей», в зале было не меньше 100 человек. Что-то надето на них было невообразимое, голые животы, дырявые штаны, серьги в ушах, волосы марсианских оттенков — «народ джунглей» у Скалы Советов, да и только. А директор наш гениальный — сам как огромный слон в этих джунглях. Взмахнет рукой, словно хоботом, и вся эта масса вдруг волшебным образом куда-то перемещается, как-то разумным образом по сцене распределяется. Даже голос (вы только подумайте!) они в нужный момент подают.