Александр Ферсман - Рассказы о самоцветах

Все шире и шире раскрываются месторождения красных камней среди серой, чуждой ярких красок северной природы.

Вот красные агаты , которые накапливаются в огромных количествах по берегам восточно-сибирских рек.

Вот желто-красные янтари , которые под именем «морского ладана» собирают жители побережий Ледовитого океана.

Вот, наконец, пока еще недооцененный камень Кольской земли — эвдиалит , или застывшая «саамская кровь», как называют его старые саамские (лопарские) легенды. Разнообразие его оттенков, от буро-красных до вишнево-фиолетовых, его мягкий, но глубокий тон, его красивое сочетание с зеленым эгирином — все это заставляет нас видеть в нем будущий ограночный камень нашего Севера.

Нет, мы не можем примириться с тем, что в советской стране нет красного камня!

В стране, эмблемой которой является красный цвет — цвет бурных исканий, энергии, воли, борьбы, — в этой стране не может не быть красного камня.

И мы его найдем!

Я кончаю свой очерк о красных камнях воспоминаниями о первой лаборатории искусственных рубинов.

1910 год. На тихой улице захолустного городка около Парижа — маленькая грязная лаборатория. В тесном помещении, среди паров и накаленной атмосферы, на столах несколько цилиндрических печей с синими окошечками. Через них химик следит за тем, что делается в печи, регулирует пламя, приток газа, количество вдуваемого белого порошка. Через короткий промежуток — 5–6 часов — он останавливает печь и с тоненького стерженька снимает красную прозрачную грушу. Часть ее разлетается при отламывании, но другая остается целой и идет к ювелиру…

Обелиск из орлеца. Работа мастера Г. Налимова. 1777 г. Государственный Эрмитаж

Это — знаменитая лаборатория Александер в городке Сарсель близ Парижа — первая лаборатория искусственных рубинов, сумевшая технически использовать открытие, которое почти десять лет лежало в запечатанном конверте в Парижской академии, пока автор его, французский химик Вернейль, не разрешил в 1891 г. открыть этот конверт.

1930 год. Широкие, просторные залы завода искусственных самоцветов. Здесь в мощных электрических печах химики повторяют разгаданные ими химические реакции Земли. Тщетны многочисленные попытки получить здесь при огромных давлениях — в десятки тысяч атмосфер — и при температурах в несколько тысяч градусов искусственный алмаз, но зато тысячи каратов самоцветов выходят каждый год из печей этого завода на мировой рынок.

Здесь и шпинель всех цветов и оттенков, и корунды во всей их замечательной гамме тонов — желтые, зеленые, красные, синие, фиолетовые или бесцветные; здесь же — искусственные александриты светлых оттенков, а в последние годы — даже настоящие ярко-зеленые, но немного стекловатые изумруды.

Строжайшей тайной была окружена деятельность этой фабрики, научившейся подражать природе. Имя ее — Электрохимические заводы Биттерфельда около Лейпцига. Ее владелец — «ИГ Фарбениндустри», самый крупный химический концерн Германии, самый крупный в мире поставщик синтетических красок и взрывчатых веществ…

1940 год. Еще одна картина. Огромный завод на Южном Урале. Не в маленьких печах Вернейля рождается здесь рубин, а в грандиозных электропечах, где тоннами выплавляется чистая окись алюминия, окрашенная хромом в ярко-красные цвета. Из жерл, еще пышущих огнем электрических печей, большие краны своими длинными лапами поднимают глыбы раскаленного красного камня, а большие молоты с силой ударов во много десятков тонн ломают эти твердые глыбы камня, превращая их в наждачный порошок. Среди сплошной массы красного корунда сверкают отдельные блестки прозрачного ограночного рубина…

Так гений человека сумел отнять у природы одну из ее тайн. Прекрасные, лишь с трудом отличимые от природных красные камни наводнили рынок. Целые партии их отправлялись на Восток, где смешался благородный рубин Бирмы и Таиланда со своим соперником — искусственным рубином.

Одной сказкой Востока, одной мечтой меньше, — одним завоеванием научной мысли и техники больше в истории человечества.

Что-то всегда влекло человека к зеленым тонам. Не яркий красный цвет — цвет энергии и крови, воли и страсти, а зеленый явился тем оттенком, который сыграл доминирующую роль в использовании природного камня человеком. Не кажется ли удивительным, что среди многоцветных яшм Камчатки, у маори островов Тихого океана, у индейцев Северной Америки — первобытный народ выбирал именно зелено-серые сорта для своих незатейливых каменных топоров и наконечников стрел? Разве не поразительно, что один и тот же невзрачный зеленый камень стал одинаково использоваться доисторическим человеком и в Центральной Европе, и в Средней Азии, и на Антильском архипелаге, и на островах Новой Зеландии? Что-то всегда привлекало человека к зеленому камню, и долгим и постепенным опытом научился он отличать его свойства и находить тот вязкий и прочный материал, который могли ему доставить только нефрит или яшма.