Эдвард Уилсон - Будущее Земли - Наша планета в борьбе за жизнь

Таким образом, история вида — это своего рода эпос. Со временем — скорее всего, не в этом столетии, если учесть огромное число других видов, сохранившихся в биосфере, — ученые смогут досконально изучить биологию какого-нибудь случайным образом выбранного вида. Они изучат его жизненный цикл, его анатомию, физиологию, набор генов и экологическую нишу. Они разузнают все об истории его формирования по геологическим данным. Немалую помощь в этом окажут окаменелости, если таковые найдутся. Но вероятнее всего, изучение его истории будет строиться на сравнении с другими видами, которые больше всего похожи на него. Идея в том, чтобы найти ему место на генеалогическом древе видов, являющихся его ближайшими родственниками. Используя технологии секвенирования ДНК, исследователи смогут определить, какие из ныне живущих видов от него происходят. Будут установлены общие предки, как в генеалогии людей, а затем — веточка за веточкой — будет восстановлено полное древо. Генетический анализ наряду с данными об унаследованных видом биологических характеристиках укажут, где сейчас живут его родственники, где они жили в прошлом и какие биологические особенности они имели. Эволюционное семейное древо такого рода называют «филогенетическая схема». На пути к построению связного рассказа о прошлом вида, его эпоса, мы вряд ли продвинемся дальше реконструкции такого древа. Но по мере того, как все больше и больше таких историй будут обретать реальные черты, мы будем все глубже понимать принципы, по которым развивается история жизни. Окружающий нас мир живого будет наполняться все новыми и новыми смыслами, а его существование никогда не прекратится.

У человечества, разумеется, есть своя история эволюции, которая уходит корнями во времена, далеко выходящие за пределы традиционной письменной истории. Мы тоже — последняя веточка на филогенетическом древе. Примеров эпоса в обычном понимании этого термина в человеческой культуре множество, но нетрудно догадаться, что особенности человеческой природы, благодаря которым сформировались эти истории, тоже являются результатом эволюции. У нас самих есть и дальние родственники, и предки — австралопитеки. Наш «дедушка» — человек умелый, а «папа» — человек прямоходящий. Два уровня — биологический и культурный — перетекают один в другой. Вот почему история не имеет смысла без доисторического времени, а доисторическое время — без биологии.

Если заглянуть в самую глубь геологической истории, во времена самых первых одноклеточных прокариотов, оказывается, что все живущие сейчас виды живых организмов — члены одной филогенетической мегасемьи. А если перенестись от этой точки на 3,8 млрд лет вперед, до отметки 55 млн лет назад, мы увидим начало «ветви», «побегами» на которой (если так можно выразиться) являются все приматы Старого Света. Продвинемся еще вперед и немного в сторону по этой ветви, и вот мы уже на побеге, соответствующем гоминидам. На нем, наконец, мы встречаемся с современным человечеством.

Наш главный инструмент адаптации, наш приз в эволюционной лотерее — относительно мощный ум. Благодаря ему мы можем воссоздавать эпизоды из прошлого. Мы придумываем альтернативные варианты развития события в будущем, выбираем один из них и делаем частью нашей собственной истории. Человек — единственное существо на планете, которое накапливает знания ради самих знаний и, взаимодействуя с себе подобными, принимает решения о будущем, которые часто оказываются мудрыми, но нередко приводят к катастрофическим последствиям.

И так уж вышло, что мы хотим знать все обо всем, что живет, — всех формах жизни, всей биосфере. Разумеется, чтобы отыскать все виды на Земле и узнать о них все, что только можно, нам придется очень сильно потрудиться. Но мы готовы к этому, потому что человечество нуждается в таких знаниях — для них найдется и научное, и практическое применение. Есть и еще одна, более глубокая и фундаментальная причина — тяга к познанию неизведанного находится у нас в генах. Создание полной картины биоразнообразия Земли станет глобальным научным проектом, сравнимым с проектами по изучению рака и исследованию активности мозга, которые доминируют в настоящее время. Если наша текущая оценка биоразнообразия не является совсем уж неверной, это значит, что на каждый вид организмов на Земли приходится около тысячи человек. Теоретически можно легко найти спонсора для каждого вида. Коллективный человеческий разум в условиях, когда все подключено ко всему и все оцифровано, сможет проникать в тайны жизни, доставшейся нам в наследство от прошлого, намного быстрее, чем когда-либо прежде. Тогда-то мы в полной мере осознаем смысл вымирания как явления и начнем глубоко сожалеть о каждом виде живых организмов, которым человечество неосмотрительно жертвует ради собственных интересов.