Для этого требовались еще более мощные телескопы, а они очень дороги. Хаббл, не понаслышке знавший цену современных вооружений, понимал, что стоимость, скажем, одного линкора, переданная в «утешение философии», разом могла бы решить все финансовые проблемы астрономов. И все же он смотрел с надеждой на будущее своей науки.
«Из своего земного дома мы вглядывались вдаль, стремясь представить себе устройство мира, в котором мы родились. Ныне мы глубоко проникли в пространство. Близкие окрестности мы знаем уже довольно хорошо. По мере продвижения вперед наши познания становятся все менее полными, пока мы не подходим к неясному горизонту, где в тумане ошибок ищем едва ли более реальные ориентиры. Поиски будут продолжаться. Стремление к знаниям древнее истории. Оно не удовлетворено, его нельзя остановить»,— такими словами закончил свою лекцию Хаббл.
Хаббл выступил с Кормаковской лекцией перед Королевским обществом Шотландии, сделал доклад в Королевском институте Великобритании, был почетным гостем в Гринвиче, где супруг королевы герцог Эдинбургский открывал Октагон-рум, первое здание старой обсерватории, превращенное в музей, съездил в Париж и участвовал в заседании Французского института, членом которого состоял. Затем он вернулся в Боссингтон-хаус близ Стокбриджа, поместье своего друга сэра Ричарда Фейри, где, как и всегда, с наслаждением занимался рыбной ловлей. Коллеги Хаббла посмеивались, что даже деловые поездки в Англию и те почему-то всякий раз приходились у него на сезоны лучшего клева.
Возвращаясь домой. Хаббл мог быть довольным своей поездкой в Европу, встречам со старыми друзьями и всеобщим вниманием.
День 28 сентября 1953 г. начался как обычно. С утра Хаббл работал в своем кабинете на Барбара-стрит, а в обеденный час отправился домой., На машине его встретила миссис Хаббл. Они ехали по улицам Сан-Марино, разговаривая о науке. Быть может Хаббл размышлял тогда и о предстоящих ему четырех ночах наблюдений на паломарском гиганте, к сожалению, ставших не очень частыми. Когда машина уже останавливалась около дома, случилось непоправимое — инсульт. До 64 лет Эдвину Хабблу недоставало чуть больше трех недель.
На следующий день американские газеты опубликовали сообщение о кончине Хаббла. «Нью-Йорк Тайме», та самая, которая много лет назад первой объявила об открытии цефеид в туманности Андромеды, кратко рассказала в некрологе о его жизни и научных заслугах. Она отметила и еще одну, вероятно малоизвестную, сторону деятельности ученого. Хаббл хорошо понимал, какую опасность людям и природе несет загрязнение воздушной среды печально знаменитым смогом и несколько месяцев возглавлял Совет по вопросам чистоты воздуха Южной Калифорнии.
И все-таки, читая номер газеты, испытываешь чувство недоумения и протеста. Не потому, что о Хаббле написано что-то не так, а потому, что рядом со скорбными словами о нем помещено, и даже с портретом, сообщение о смерти бывшего нациста Ганса Фриче, любимого радиокомментатора Гитлера, глашатая режима, борьбе с которым отдавал свои силы ученый. Едва ли уместная «свобода печати»...
Во многих научных журналах коллеги Хаббла — Хьюмасон, Адаме, Боуэн, Мейол и другие — воздали ему должное. В хаббловском архиве хранится листок, исписанный гусиным пером. Это стихи, которыми Эдвин Джон Планкетт, 18-й барон Дансени, откликнулся на смерть исследователя Вселенной:
ПАМЯТИ ДОКТОРА ЭДВИНА ХАББЛА
Нет больше глаз, которые взирали
Сквозь Млечный Путь в неведомые дали
На блеск таинственных светил, чьи стаи
В той тёмной пустоте вкруг нас блуждали.
В них погружаясь, он открыл воочью
Мильоны солнц, похожих на земное,
И постоянно видел пред собою
Вселенными увенчанные ночи,
Гордитесь же, что рядом с нами жил
Тот человек, на удивленье всем
Не хвастаясь и не гордясь ничем.
Должно быть, он познал секрет светил
И то, как мириады их от века,
Сияя, скромности учили Человека.
(Перевод П. Н. Холопова)
Весть о кончине выдающегося астронома нашего столетия быстро облетела семью астрономов всего мира. На заседании английского Королевского астрономического общества его президент доктор Джексон сказал: «Только несколько месяцев назад доктор Хаббл прочел здесь свою Дарвиновскую лекцию и его внезапная смерть оказалась для нас тяжким ударом. Он войдет в историю как один из выдающихся астрономов-наблюдателей всех времен... Счастливой судьбой для него и для нашей науки было то, что в его распоряжении находились огромные телескопы. Его работы по туманностям — вот основание для того, чтоб связать его имя с именем Гершеля, предшествовавшего ему более столетия назад».
Читать дальше