Елена Азарова - Как карта ляжет [антология]

– Марина, уходим!

– Всё, – она встала, пошатнулась, её глаза на мгновение сверкнули серебром. – Этот нам больше не нужен.

Я и так это видел. Мужик все ещё расслабленно рассматривал ночное небо, только тёмная струйка из носа намекала на то, что ему сильно нехорошо.

– Ты видел? – шепнул Седой.

– Показалось, – уверено ответил я.

***

Следующие три часа мы неслись по горам, как одноимённые козлы. Ночью это то ещё удовольствие. Вертушки мы вызвали ещё в лагере, но забрать нас смогут только на рассвете. По дороге я заметил, что наш гражданский специалист поломался. Она то и дело спотыкалась, после того как упала и чуть не скатилась со склона, пришлось тащить её на себе по очереди. Естественно, темп наш упал.

– Седой, Корж надо пошуметь. Без фанатизма.

– Есть.

Оба скрылись в предрассветном тумане. Догнали нас недалеко от места встречи. Очередь прошла над головой. Марина куклой скатилась с моего плеча. Мы залегли и сразу ответили. Слева нас поддержал пулемёт Седого. Я сменил магазин и сверился с часами. Столько мы не продержимся.

– Минута, – шепнула Марина и улыбнулась.

А потом я услышал рёв винта.

***

Мои парни по очереди проходили инструктаж, а заодно давали подписку. Я зашёл последним. В комнате она была одна.

– Ну вот и всё, – по губам мазнула улыбка.

– Да, – мне что-то сразу стало нечем дышать. – Мы ещё встретимся?

– Нет. Больше трёх раз я ни с кем не работаю. Это вредно.

– Трёх? Мы уже встречались?

Она печально улыбнулась, а потом её глаза засветились серебром. Я почувствовал, как что-то горячее стекает по подбородку, а потом наступила темнота…

Евгения Ломакина

1

« До определенного момента репутация – отличная штука.

После него она становится мукой.»

Дон Жуан

– Тааня! Ты дооома? Чё делается-то! Таньк!

Татьяна, заслышав женский голос с улицы, выбежала на балкон.

– Баб Нюра, что случилось?

Та, переводя дух, поправила съехавшую набок косынку и, задрав голову кверху, выпалила:

– Смертоубийство! Ещё не случилось, но скоро будет!

Таня, привыкшая делить надвое слова первой сплетницы села, облокотившись о перила, вздохнула:

– Снова мальчишки дерутся?

– Да какие мальчишки, клуша ты городская! Говорю, Наташка скоро убьёт Анну! Либо Лёньку! А то и обоих! Скандал там у них знатный. Я чего за тобой пришла – пойдем, может, Лёнька при тебе утихомирится.

Татьяна скрылась в доме, а через минуту появилась на крыльце.

– А что случилось-то у них? – спросила она, обуваясь на ходу.

Женщины засеменили через лесок, у которого находился дом Татьяны. Предзакатное солнышко золотило верхушки верб.

– Ой, это всё Артём со своей Алёнкой! – почему-то зашептала баба Нюра, задыхаясь то ли от быстрой ходьбы, то ли от азарта. – Женюсь, говорит, на ней и точка! Наташке с Лёнькой эта влюблённость всегда просто забавой казалась. Ну погуляет парень, дело молодое. Но жениться!

– А как же Алёна? – отозвалась Татьяна.

– Пффф, если девка не умеет себя в рамках приличия сдержать, туда ей и дорога. Мало, что ли, нагулышей выросло. Да тебе ли не знать!

Татьяна прибавила шагу. Она вернулась в родную деревню всего пару недель назад. Сбежала от городского жениха, застав с другой. Они жили в его квартире. Таня работала в его клинике. Так что, кроме домика покойной бабушки, идти ей было некуда. Да и захотелось вдруг тишины и покоя. Сонного очарования маленького посёлка. Гармонии.

Но родная деревня не подошла на роль мирного оазиса. За неделю Татьяна узнала всё о последних событиях в жизни каждого односельчанина. Информационным спонсором, конечно, была баба Нюра. Она и поведала, что сын Лёньки и Наташки, Артём, увивается за Алёнкой – дочерью немой сироты Анны, которая всю жизнь «прибирается по хаткам». На данный момент она живёт и работает в доме Леонида. Ну и Алёна при ней, помогает матери.

– Михаил сперва звал их к себе. Он добрый хозяин. И не скупой, в отличие от Леонида. Помнишь Мишку, двоюродного брата Лёньки? – стрекотала тогда баб Нюра, поймав Таню в единственном на всю деревню магазине. – Ну как же? – всплеснула она руками, видя недоумевающий взгляд Татьяны. – Увивался за тобой! Хотя ты, окромя Лёньки, тогда никого в упор не видела.