Джованни Верга - Призвание сестры Аньезе

Когда она вернулась из монастырской школы домой, родные устроили ей большой праздник, все родственники принимали в нем участие, и его близкие тоже. Как радовался в тот вечер папа! Неприятности и огорчения он держал при себе, бедняга. Гостям же велел подать сладости и мороженое, которые одному богу было известно, во что обошлись. Богу и ему! Никому больше. Не знали об этом ни девушка, для которой устраивался праздник, ни молодой человек, которого усадили рядом с ней. Если бы дон Джакомино догадался в тот момент, сколько неприятностей скрывается в этом доме, если б узнал, что обещанное ему приданое целиком зависит от того, каким будет урожай — плохим или хорошим, он взял бы свою шляпу и ушел, даже и не подумав больше изображать влюбленного.

И это было бы лучше. Потому что тогда она еще не полюбила всей душой этого молодого человека, как случилось это потом, после того, когда они стали видеться каждый день, — он приходил к ним, словно уже был членом семьи, словно и он не мог дня прожить без нее, садился рядом и столько всего нашептывал ей. Мама тоже была довольна, тоже ждала того часа, когда он обычно приходил, и сама наряжала свою дочку. Она сшила ей новое платье цвета голубки. Она причесала ее по моде — с пробором посередине. Тогда у нее были красивые каштановые волосы, которые так нравились ему. Он говорил, что было бы грешно остричь их и стать монахиней. Он говорил и о многих других вещах — с мамой и папой: о том, какое состояние выделит ему отец, как он собирается распорядиться приданым, которое ему обещали, как думает обставить дом, вести хозяйство, и обо всем прочем в том же духе. Мама жестом приказывала Аньезе внимательно слушать его и запоминать все, что он говорит, — ведь он же будет хозяином. Однажды он подарил ей красивые серьги и пожелал сам же продеть их в присутствии мамы. Какое это было время! Ах как это было хорошо, когда он сидел возле нее, когда она ждала его, думая о нем, вспоминая его слова, его голос, каждый его жест, даже едва заметный, и сердце ее было переполнено восторгом, а мысли заняты только им, когда она склонялась над шитьем рядом с мамой. Мама, казалось, заглядывала ей прямо в душу, молча, с любовью и заботой смотря на нее или же советуя, как лучше скроить платье или вышить наволочку, на которой голова ее дочери будет покоиться вместе с головой мужа. И девушка часто думала об этом же, склонив голову и густо заливаясь краской. Мама, казалось, читала эти приятные мысли в ее задумчиво-рассеянном взгляде и тоже радовалась, бедная старушка; не поднимая глаз от шитья, притворялась, будто не замечает, как молодой человек осторожно ищет дрожащую руку дочери, будто и не видит, как было в тот раз, когда, улучив минуту в суматохе, возникшей с приходом родственников, он вроде бы случайно столкнулся с девушкой в дверях и коснулся ее щеки. У них в гостях часто бывали родственники и подруги, все, кто разделял общую радость. В доме царила праздничная атмосфера. Она ощущалась во всем — мебель сверкала чистотой, повсюду возвышались горки белья, приходили и уходили портнихи и работницы, пели занятые делом мастерицы. Папа же так сиял от радости, что было просто трогательно смотреть на него. Обнимая дочь, он не всегда мог сдержать слезы.

— Да благословит тебя бог! — говорил он. — Да благословит тебя бог, доченька моя!

И руки у него дрожали, когда он ласкал свою Аньезе. И голосу своему он старался придать уверенность, чтобы даже глупцам было ясно, что совесть у него чиста и намерения самые честные. В праздник святого Джованни [4] Святой Джованни — Иоанн Креститель (Предтеча) — согласно евангельской легенде, возвестил приход мессии (Иисуса Христа), призывал народ к покаянию и нравственному очищению, крестил Христа. , когда весь город, сетуя на неурожай, проклинал и господа бога и всех святых, только у него одного хватило мужества сказать:

— Не так уж это и страшно. Могло быть хуже. Там, в Терреморте, у меня двадцать сальм земли под паром. Если прикинуть в среднем…. К тому же пришли хорошие новости из города, о тяжбе…

Но он говорил так только потому, что среди собравшихся на площади послушать музыку была и его дочь. Она сидела рядом с женихом в платье из дорогой, тонкой шерсти и шляпке, купленной в кредит. Она была такой счастливой, милая девочка, и ничего не подозревала, ничего не знала о том, что скрывал отец! Зато доктор Цурло смотрел на него глазами инквизитора, приставая с различными нескромными вопросами, от которых несчастного дона Базилио прошибал холодный пот: