Сергей Тухолка: Процессы о колдовстве в Западной Европе в XV–XVII веках

Процедура суда против колдунов поражает своею жестокостью, несправедливостью и нелепостью.

Она исходит из мысли, что колдовство есть исключительное преступление, crimen exceptum et atrocissimum, и потому против него допустимы все меры.

В прежнее время власти начинали преследование против кого-нибудь обыкновенно только по жалобе потерпевшего. Но уже при Людовике IX во Франции было введено правило, что судьи сами должны расследовать преступления.

А в духовном мире еще при папе Иннокентии III были введены тайные наблюдения и расследование жизни духовенства через особых лиц, называемых инквизиторами.

Одним из средств для расследования являлся донос.

Сначала донос носил более публичный характер, при чем и обвинитель, и доносчик подвергались наказанию в случае недоказательства их обвинений.

Но в процессах о колдовстве не только доносчиков объявляли безнаказанными, но поощряли даже анонимные доносы.

Так прибывшие в какой-нибудь город инквизиторы в церкви объявляли народу о своем намерении преследовать колдунов и под страхом отлучения требовали от каждого донести все, что он знает подозрительного о своих соседях.

А демонолог Bodin рекомендует и для Франции похвальный шотландский обычай, называемый «Indict», и состоящий в том, что в церкви выставлялся закрытый ящик для доносов.

Ранее основанием всякого судебного преследования были свидетельские показания, но инквизиторы понимали трудность найти свидетелей касательно сношения колдуна с дьяволом. И поэтому для возбуждения преследования по обвинению в колдовстве считалось достаточным иметь подозрение, основанное на доносе или на разных указаниях, а потом уже сам обвиняемый сознавался в колдовстве.

Понятно, кроме маньяков, никто не сознавался добровольно, ибо это сознание вело прямой дорогой к костру; но здесь на помощь инквизиторам выступала пытка, в сравнении с которой и самая смерть являлась облегчением.

Всякая мелочь могла служить основанием к преследованию колдуна и давать повод к подозрению.

Тот, кто не донесет на колдуна, был под подозрением, но и тот, кто доносил слишком усердно, возбуждал подозрение, ибо он делал это, по мнению Дель-Pиo, с целью отвлечь внимание от самого себя.

Небрежность в исполнении обязанностей или слишком большая набожность были одинаково подозрительны.

Вообще же женщины считались более склонными к колдовству, чем мужчины.

Между другими причинами Шпренгер объясняет это тем, что женщины чувственнее и лживее, нежели мужчины, ибо, говорит он, женщина была создана из ребра человека, а так как ребро это было кривое, то женщина склонна ко лжи. И затем, он прибавляет, что слово Femina (женщина) происходит от слов fe (по-испански «вера») и minus («менее»), что явно-де указывает на её меньшую твердость в вере.

Если одна женщина скажет другой: «смотри у меня» или «ты за это поплатишься», или что-нибудь в этом роде, то она уже достойна подозрения; но если после этого у второй женщины случится какое-нибудь несчастье (болезнь её или семейных, смерть домашнего животного, или уменьшение молока у коровы), то доказательство колдовства налицо.

Если женщина тронет ребенка или корову, она – подозрительна, но если те заболеют, то она колдунья.

Если она долго гуляет по берегу озера или реки, то это подозрительно, но если вскоре после этого будет град или дождь, то виновность её – несомненна.

Привязанность к собаке и её ласки тоже подозрительны. Так, современники утверждали, что черная собака, всюду следовавшая за Корнелием Агриппой, была самим дьяволом.

Но держать у себя черную кошку было, понятно, еще опаснее, ибо всякому известно, что это любимое животное колдуний.

Согласно демонологам, для осуждения колдуньи достаточно малейшего подозрения. Так как колдовство совершается ночью и втайне, то по отношению к нему обыкновенная процедура – неприменима, говорить de Lancre, a Дель-Рио поясняет, что несправедливо добиваться очевидности в преступлении, самый характер коего не допускает её.

De Lancre признает, что при таких условиях иногда можно осудить и невинного, но, по его мнению, это не имеет значения в сравнении с освобождением хотя бы одного колдуна, который потом-де совратит или повергнет в несчастие сотни людей.

К тому же демонологи считали себя орудиями Бога, и потому Бог сам-де уже разберется в том, кто из сожженных виновен или нет, при чем невинные будут вознаграждены райским блаженством.