Григорий Богослов - Творения. Том 2 - Стихотворения. Письма. Завещание

Но несомненно, что путь нечестивых исполнен пагубы, потому что и из доброго произошло для меня злое. 140.Непрестанные и тяжкие заботы, день и ночь снедая душу и тело, низводят меня с неба к матери моей – земле. Во-первых, управлять слугами – подлинная сеть пагубы. Жестоких владык они всегда ненавидят, 145.а богобоязненных бесстыдно попирают; к злым неснисходительны, добрым неблагопокорны, но на тех и на других дышат неразумным гневом. А сверх того надо заботиться об имуществе, всегда иметь на плечах царское бремя [налогов], переносить сильные угрозы сборщика податей; 150.потому что подать, возрастая с имением, унижает для людей цену самой свободы, а на устах лежат узы. Надо проводить время среди волнений многолюдного собрания, близ высоких седалищ, с которых решаются людские распри, надо выслушивать громкие возражения противника 155.или по закону терпеть скорби в запутанных сетях. Вот бремя, вот труд! А злые берут преимущество пред добрыми; блюстители законов могут быть куплены той и другой стороной. И если злой имеет у себя больше достатка, то он и лучший. Кто же с такими людьми, 160.без помощи Божией, избежит множества лжи и хитросплетений? Ибо необходимо или опрометью бежать и оставить все злым, или очернять свое сердце, подобно как приближающийся к злому дыханию истребительного огня носит на себе печальные знаки или пламени, или дыма. 165.Но это еще сносно. Моя рана болезненнее. После того, как единокровный мой [брат] оставил жизнь, сколько я терпел, и сколько надеюсь еще терпеть! Кто встретил неожиданные потери, тот [уже] не ожидает лучшего. При жизни брата и я имел некоторую славу у людей; 170.богатство же или могущество никогда не уловляло моего сердца. А как скоро он умер, один я терплю скорби и горести.

Из имения, каким владел брат, иное поглотила разверзшаяся земля, когда и сам он покрыт был развалинами Никеи, а иное демон предал расхищению руками негодных людей; 175.только сам, заваленный обломками, избежал он смерти, потому что небесный Бог простер руку Свою над домом, в котором он находился. О Кесарий мой – досточтимое имя! Как утренняя звезда блистал ты тогда при дворе царском, занимая первое место по мудрости и кроткому нраву, 180.имея у себя многих сильных друзей и товарищей; для многих изобретал ты врачевства от тяжких телесных недугов; многих своими благодеяниями избавлял от нищеты; но теперь ты умер и насытил многих псов, которые отовсюду обступили меня и лают, а из родных никто не подает мне помощи. 185.Немногие меня любят, и те любят, как враги; уважают, пока еще ничего не получили, а получив, ненавидят. Так с высокого развесистого дуба, порываемого усилиями ветра, и здесь и там, отовсюду вокруг похищаются ветви; так с обширного виноградника, у которого разрушена ограда, 190.мимоходящие путники без милосердия собирают гроздья, и в единочку пасущийся в лесах вепрь наносит ему вред зубами. А мне – многослезный труд; нет сил в моей руке ни насытить, ни отогнать всех.

С тех пор, как и первый раз, отрешившись от житейского, 195.предал я душу светлым небесным помыслам, и высокий ум, восхитив меня отсюда, поставил далеко от плоти, скрыл в потаенных местах небесной скинии, осиял мои взоры светом Троицы, светозарнее Которой ничего не представляла мне мысль, Троицы, 200.Которая с превознесенного престола изливает на всех общее и неизреченное сияние, Которая есть начало всего, что отделено от вышнего временем, – с тех, говорю, пор я умер для мира, а мир умер для меня. Я дышащий мертвец; мое могущество – кончившаяся греза; моя жизнь в ином мире; я воздыхаю под дебелой плотью, 205.которую мудрые прекрасно называют мраком ума. Отрешившись от здешней жизни, от омрачающего зрения, от всего, что, пресмыкаясь по земле, блуждает и вводит в заблуждение, желаю чище приникнуть [100] Приникати (ц. – сл.) – нристально смотреть, всматриваться наклонившись (Пс. 13:2; Лк. 24:12). – Ред. в постоянное, чтобы не в смеси (как обыкновенно доселе) с неясными образами, 210.которыми зрение даже самого острого ума вводится в обман, но чистыми очами видеть самую истину. Впрочем, сие возможно впоследствии; а здешнее – ничего не стоящий дым или прах для того, кто эту жизнь обменял на жизнь великую, жизнь земную – на жизнь превыспреннюю, жизнь скоропреходящую – на жизнь постоянную.

215. За сие-то и напали на меня все, не хотят отойти от меня, спеша, как на готовую добычу. Увы, увы, мой Кесарий! И ты – горсть праха, ты, который отражал от меня все беспокойства, давал мне возможность избегать всякого бремени, почитал брата, как не почитал никто другой, 220.уважал меня, как иной уважает любимого отца!