Азер Мамедзаде - Свобода совести. Истоки, становление, правовая охрана

Недолго, однако, признавалось это право. Среди епископов, стоявших во главе христианской церкви, во времена Константина не было, говорил Маасен, кажется, ни одного, который мог бы предостеречь императора от нарушений им же провозглашенного принципа свободы совести (203, с. 46).

Провозглашенный в 313 году принцип свободы совести при таких условиях был вскоре позабыт; почин нарушений его был сделан самим Константином, в отношении сначала иудеев, а потом и язычников. Императоры, на которых христианские писатели возлагают миссию распространения новой религии, предпринимают сначала разрушение языческих храмов, истребление идолов, а затем переходят к преследованиям самих язычников (320, с. 7). Вскоре они выработали цельную политическую программу, девизом которой были следующие слова, принадлежащие Константину: один Бог, одна церковь, одна империя (203, с. 54).

Единство веры представлялось христианским императорам как условие политического могущества государства; к религиозным несогласиям и распрям, возмущавшим спокойствие церкви, они относились враждебно и считали себя вправе предпринимать против еретиков известные меры.

Пример преследований подал еще Константин, повелевший сослать глав донатистов в заточение, а церкви их отобрать. После того, как Никейский собор отверг учения Ария, Константин приказал сжечь все его сочинения, а самого Ария вместе с некоторыми его последователями сослать (307, с. 15–16).

Обращение к содействию светской власти для преследования ереси должно было привести к подчинению церкви государству и превращению религии, принятой соборами, в государственную, что, разумеется, равносильно было упразднению свободы религии. И действительно, эдикт Феодосия (380 г.), объявивший веру, установленную первым Вселенским собором, государственною, повелел, чтобы все те, кто не следует этой вере, клеймились позорным именем еретиков и чтобы они подлежали тому наказанию, которое определит император (307, с. 15–16). При императоре Феодосии I (346–395 гг.) учреждается репрессивный институт для выявления инакомыслящих и борьбы с еретиками и язычниками. Все другие религии объявляются неугодными и еретическими.

Наличие в древних обществах, доминирующих в общегосударственном масштабе, установок на обязательное соблюдение религиозных традиций, обрядов, с одной стороны, и скептическое отношение к ним, даже прямое отрицание их значения – с другой, свидетельствует о том, что уже на ранних этапах общественного развития сформировались различные подходы к решению проблемы отношения к религии, которые впоследствии были зафиксированы в понятии свободы совести.

Система насилия в V в. была возведена в положительную теорию блаженным Августином. Истинная церковь, по учению Августина, есть одна, всеобщая, единство коей должно быть поддержано всякими средствами; каждый отдельный человек должен верить в ее авторитет, так как без нее нет спасения; весь вопрос только в том, чтобы он к ней был приобщен, а каким образом – это дело второстепенное (21, с. 12).

Еще определеннее формулировал теорию насилия друг Августина Амвросий, который утверждал, что о терпимости к язычникам, евреям, еретикам и врагам церкви не может быть и речи и что если люди, власть имеющие, не преследуют последних, то они соучастники в их преступлении, которое совершается против высшего существа (245, с. 404). Эта софистическая теория, санкционированная искаженной цитатой из Евангелия (245, с. 405), послужила высшим авторитетным оправданием всех тех кровавых преследований, которые предпринимались против еретиков.

В 529 г. по приказу императора Юстиниана (482/83–565 гг.) были закрыты все философские школы в Афинах; последний оплот язычества, связанный с культом богини Исиды, на острове Филе (Египет), был ликвидирован в административном порядке в 535 г. (293, с. 167).

Мало-помалу императоры приобрели преобладающее влияние и на самое определение истин религии (203, с. 63).

Христианская церковь, вступив в союз с государством, приобретает от него привилегию и средство выступать принудительно против непокорных членов, тем самым она приносит в жертву не только свободу совести каждого отдельного лица, но и свою собственную. Государство, услужливо предоставив церкви искомые ею атрибуты, вознаградило себя подчинением церкви своему господству. Но это подчинение церкви на Западе продолжалось лишь до тех пор, пока политическое влияние ее было слишком слабо сравнительно с императорской властью. Но по мере того, как оно силою исторических обстоятельств возрастало, церковь сбрасывала с себя бремя государственной независимости и сама приобретала природу государства (21, с. 16).