Е. Голубева - «За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности

В приведенном отрывке также заслуживает внимания описание некоторых обычаев Церкви первых веков ее существования, в главном сохранившихся до наших дней.

Недавно произошло следующее: явлена была щедрость превосходнейших императоров [4] Имеется в виду раздача денег римским воинам от имени императоров (в описываемое время правили Септимий Север и Каракалла), укреплявшая связь верховной власти с армией, от которой она в последние века существования Римской империи сильно зависела. На церемонии воины должны были представать увенчанными лавровыми венками. , и в честь этого солдат в казармах отмечали лавровыми венками. Призван к этому был и некий в большей степени Божий солдат, оказавшийся более стойким, чем его братья. Он предположил, что [если наденет на голову этот венок, то] может стать служителем двух господ, и единственный из всех [остался] с непокрытой головой, держа бесполезный венец в руке. Таким образом через само это деяние публично проявилось то, что он является христианином. Слух дошел до трибуна [5] Трибун – командная должность в легионе. , и трибун немедленно задал ему вопрос: «Почему у тебя несоответствующий внешний вид?» И поскольку у него настоятельно требовали объяснения, он ответил: «Я – христианин». О славный в Господе воин! Последовавшее голосование [постановило] передать рассмотрение дела и самого обвиняемого префектам [6] Скорее всего, имеется в виду префект лагеря – комендант легионного лагеря. . Сам же он, как акт торжественного снятия бремени, отложил свой тяжелейший плащ, снял неудобнейшие военные сапоги, становясь босиком на святую землю, и меч, не нужный для защиты Господнего [наследия], вернул (Мф. 26:52), венок же выпал из его руки. И теперь он, обагренный надеждой [пролить] свою кровь, обутый в готовность нести Евангелие, препоясанный острейшим Словом Божьим, полностью вооруженный по Апостольскому слову (Еф. 6:11) и стремящийся облечься в иной венок – белую одежду мученика, – ожидает в тюрьме щедрый подарок Христа.

С того момента начали распространяться о нем разные слухи как о своенравном, неудержимом, спешащем умереть, потому что, когда его спросили о внешнем виде, он поставил в неприятное положение имя [христиан]: он [повел себя, как будто он] один, надо думать, такой храбрый – единственный христианин среди столь многих братьев, являющихся для него сослуживцами. Ведь более чем ясно, что те, кто с презрением отвергли пророчества Духа Святого, хотят избежать мученичества. Они ворчат, что столь долгий и благоприятный для них мир [7] Отсутствие гонений на христиан. подвергся опасности.

И легко сразу же задаться вопросом: где написано, что мы не должны носить венки. Но где написано, что нам следует их носить? Усиленно ища у Писания покровительства и объяснения различных проблем, некоторые считают заранее предрешенным, что Писание должно поддержать именно их точку зрения. Ведь если говорится, что позволительно надевать венок по той причине, что Писание этого не воспрещает, точно так же можно использовать это обоснование для доказательства противной точки зрения: непозволительно христианам надевать венок, потому что Писание этого не предписывает. Итак, что же делать с точки зрения строгого и стройного учения? принять обе позиции, словно ни одна из них не воспрещается? или отвергнуть обе позиции, словно ни одна из них не предписывается к исполнению? Но ведь то, что не запрещено, полностью разрешено. Однако вернее сказать: то, что не полностью разрешено, запрещено.

Так до каких пор мы будем взад и вперед ходить по этой извилистой тропе, имея укорененную в древности практику, которая была заранее определена? Если она и не установлена никаким текстом Писания, она точно подкреплена обычаем, который без сомнения проистекает из предания. Поэтому давайте исследуем: [верно ли, что] не следует принимать предания, кроме того, что было записано? Разумеется, мы откажемся принимать его, если не существует прецедентов, когда бы мы без какого-либо свидетельства Писания, а лишь на основании имени «предание», что-либо приняли и впоследствии хранили под предлогом имеющегося обычая. А вообще, [уже] когда мы подходим к крещальной купели, но немногим ранее, в Церкви под руководством предстоятеля [8] Священника. мы публично утверждаем, что отрекаемся дьявола, его блистательных речей и его ангелов. Затем, будучи трижды погружены в воду, еще яснее отвечаем [предстоятелю] словами, которые Господь определил в Евангелии. Когда нас выводят [из купели], как поднимают новорожденных, мы вкушаем немного смеси молока и меда с водой и, начиная с этого дня, на протяжении целой недели воздерживаемся от ежедневного омовения. Таинство Евхаристии, которое Господь повелел всем совершать во время принятия пищи, принимаем исключительно из рук предстоятелей. Ежегодно мы творим добровольные приношения за умерших в день их рождения. В День же Господень [т. е. воскресенье] считаем неприемлемым поститься или молиться на коленях. Этой же свободой мы также наслаждаемся в период с Дня Пасхи до Пятидесятницы. Однако мы переживаем и с трудом переносим, когда капля из нашей чаши или крошка нашего хлеба падает на землю. При всяком успехе и продвижении вперед, при всяком входе и выходе, когда мы одеваемся и обуваемся, перед купаниями и перед приемами пищи, зажигая ли светильники, отходя ли ко сну, садясь ли или принимаясь за какое-либо дело, мы осеняем свое чело крестным знамением. Если потребуешь обосновать Писанием эти и другие подобные им учения, никакого [такого основания] ты не найдешь: в качестве их основания тебе приведут предание как их создателя, обычай как их поручителя и веру как их хранительницу. Можно обосновать неписанное предание, находящееся в употреблении, которые подтверждается обычаем как достойным свидетелем в пользу приемлемости данного предания, а также длительным его соблюдением. Ведь даже в политических делах обычай заменяет закон, когда не существует закона [в отношении исследуемого случая]: и неважно, взят ли он из Писания или устанавливается разумом, поскольку разум поощряет закон.