Андрей Тихомиров - Эпизоды, эпизоды… Жизненные события и полет мыслей - сборник всякой всячины

– Нет, не по делу… Просто так… Погулять вышел.

– В такую-то погоду? – удивился знакомый.

Он промолчал и, вынув носовой платок, принялся вытирать вспотевший лоб. К чему объяснять, что у него произошел очередной неприятный разговор с женой?

От знакомого не ускользнуло странное настроение встреченного, но он сделал вид, будто не замечает расстройства, и предложил:

– А знаете что?

– Нет, не знаю.

– Пойдемте ко мне. Ведь Вы у меня никогда не бывали.

«А ведь в самом деле, – подумал он, – на улице противно, дома – тоже нехорошо».

– Что ж, пойдемте.

Пришли.

Это была небольшая квартирка, цветы на подоконниках, белые занавески на окнах – все это создавало хоть милый уют. Он опустился на шаткий диванчик, ему было приятно от осознания того, что на дворе осенняя слякоть, темнота, а тут – тепло, тихо, чисто.

Знакомый налил, выпили, завязался незатейливый разговор.

– Вы, как я понял, человек простой, – начал знакомый.

– Как сказать, все относительно, батенька. Вот зашел к вам, хотя Вас совсем не знаю, а вдруг что-то будет не так.

– Обижаете, все будет хорошо!

– Тогда продолжим!

– Сделайте одолжение!

День был по-прежнему печальный. Опять шел дождь, лежал туман. Но идти было легче, чем вчера, в темноте.

Он шел и раздумывал… Личная жизнь… Была ли когда-нибудь у него личная жизнь? Мысль эта пришла ему только сейчас впервые за много лет. Жизнь пролетела с удивительной быстротой, невидимо, и на всем ее пути ни одного яркого, ни одного оставшегося в памяти огонька.

Он вновь бродил долго по безлюдным улицам. Дойдя до окраины, повернул обратно, пошел какой-то широкой улицей с редкими домиками и огромными дворами. Он увидел старинный, покривившийся дом с шестью окнами на улицу, с большим садом во дворе. Окна закрыты наглухо, и только одно открыто.

И вот – отвисший подбородок, под глазами – мешки, морщины на щеках. Здравствуй, старость! То был его старый друг.

– Ты даже не представляешь, как я рад тебе, – тащил его закадычный друг за рукав. – Все проказничаешь? – засмеялся он. – Проходи-ка вот сюда и садись, а я что-нибудь соображу. Погодка-то, – покосился он на окно.

На дворе шел дождь, нудный, унылый, точно из сита. Лоснились огромные клены с редкими желтыми листьями на макушках.

Он снял пальто, повесил его рядом с печкой. Ему было приятно, что вот он случайно попал к старому приятелю. Его вдруг потянуло на откровенность. Ему захотелось поговорить с ним о том, о чем он никогда ни с кем не говорил, но тут же понял, что, в сущности, говорить-то не о чем.

Друг между тем скоро вернулся с тарелками в руках.

– Ты, вероятно, голоден? Признайся… Да и того, обогреться не мешает, – и посмотрел внимательно на своего старого товарища. – Надеюсь, не откажешься?

Он равнодушно относился к алкоголю. Но сейчас почувствовал, что он действительно промок, продрог и не откажется посидеть за рюмочкой. Кроме того, ему захотелось сделать это «назло» жене. Она не любит его хмельным. «Приду пьяный – любуйся».

– Закусон у меня как раз под водку, – друг оживленно сказал, – огурцы собственной засолки, и все маринады – собственные… Насобачился мариновать – попробуй и оцени… Вот, например, грибки… Не люблю ничего рыночного.

Он застлал письменный стол газетами, уставил его закусками «собственного производства».

Наполнив две большие рюмки водкой, друг заявил:

– А ведь ты того, братец… сдаешь! А ничего не попишешь… Дело идет. Э-э, да черт с ним, – махнул он рукой. – Выпьем, старик!

Чокнулись, выпили.

– Ведь жизнь кончается – подумай только! А жить хочется! И хочется, чтоб на тебя девушки посматривали, чтоб они улыбались тебе при встречах смущенно и чтобы ты чувствовал себя с ними юношей… Ведь страшно, когда тебя называют «дедушкой».

– Да разве в этом главное?

– А что главное, – махнул тот рукой.

Но друг будто не слышал и продолжал, заложив руки за спинку кресла:

– Ты когда-нибудь смотрел на себя в зеркало, старик? Не смотрел? И не надо. Ей-богу. Ну его к черту, с этим зеркалом! А я смотрел. И знаешь, что я увидел там? Во-первых, я увидел вот это, – он оттянул отвисший подбородок. – Паршивая вещь. Подбородок, конечно, бывает и у молодых. Но у молодых выглядит не так, у них он приятно ласкает глаза, а у меня просто – «лишняя кожа». И губы уж не те, что были, и зубы – того… не те, не жемчуг… Потрогаешь рукой морду, а она рыхлая, потянешь кожу – оттопыривается. Один цирюльник как-то раз брил меня и говорит: «У вас много лишней кожи». Хотел наверное сказать, что мне пора, дескать, и на мыльную фабрику, а получилось мягко. И на глаза посмотришь – не тот блеск, и животик отвисает, а полгода назад обнаружил, что даже нос раздался и покраснел. Грустно, старик, грустно, когда нет-нет да и откроешь что-нибудь новенькое из этой области… Старость, братец, старость…