Гейдар Джемаль - Новая теология. Избранные лекции

Итак, традиция, реальность, смерть – это очень сопряженные понятия. А попытка включить это пламя в свою кровь – что это такое? Это солнечная воля, это воля к власти, которая является неотъемлемой чертой подлинной жажды истинного знания. Но она является и героической, и трагической, и связанной с идеей собственной смерти, принятия этой смерти. И вместе с тем это есть единственный стержень, которым можно определить подлинную пассионарность.

Тут мы оказываемся перед странным феноменом. Когда мы встречаемся с людьми, представляющими Традицию в нашем мире, будь это священники, муллы или шаманы, то мы сталкиваемся с полным отсутствием пассионарности в этих людях. Мы видим, что в них присутствует, скорее, лунная созерцательность. Очевидно, Традиция действительно имеет несколько аспектов. В кинозале сидят и критики, и банальные обыватели, и неизбежно – те же собаки. Традиция глубоко неоднозначна. Существует институт жрецов, который из тысячелетия в тысячелетие поддерживает и вырабатывает этот способ прямого созерцания реальности. Они, брамины, великие посвященные, просто созерцают реальность в чистом виде. Поскольку они не могут передать это свое видение, они говорят гиперболами, баснями, притчами, символами, рисунками, иероглифами. Дальше идет уже некое «второе обслуживание» этих символов, иероглифов – возникает уже традиционное искусство, которое работает с третьим, четвертым производным от этих символов.

При этом непонятно одно. Зачем тогда приходили в этот мир пророки? Зачем приходил Иисус Христос? Зачем приходил Мухаммад? Мир им всем. Они ведь не были этими жрецами. Они ничего не созерцали – они получали Откровение. Откуда? Из того ли ноумена, который сквозит как невидимое пламя сквозь полено мира? Или из другого источника? Где краеугольный камень жизни и смерти – та ли тайна, на которой зиждется все, или есть еще какая-то контртайна , которая противостоит этой первой?

Задачей этого курса будет попытка ответить и на этот вопрос, в частности, и попытка просто решить, не является ли дуализм последней тайной единства. Я хочу познакомить своих слушателей с тем, о чем будет идти разговор, хочу обозначить тему, поле этого разговора. В первую очередь нужно объяснить, что же стоит за словами «традиция и реальность». Наша тема – это наше отношение к подлинному, а не отношение кого-то , кто жил в другой стране и давно умер, к тому, что он считает подлинным.

Наша главная задача: определить, кто мы – «собаки» или «кинокритики» в «зале жизни».

Наша подлинная задача – определить, что для нас Реальность , что для нас Традиция, и, если мы кинокритики, определить, «с кем мы, мастера культуры»…

Дуализм знания и предмета знания. – Зыбкость абсолютного идеализма. – Уклончивость традиционализма. – Определить «внечеловеческое», начав с человека

Когда уже после вводной лекции задаешься вопросом, что такое «традиция» и что такое «реальность», возникает, казалось бы, странный вопрос: традиция – это знание или бытие? То есть это то, что мы знаем, то, что мы несем в своем представлении в качестве информации, несем в своем индивидуальном состоянии духа, или это некий блок существования, некий невидимый кирпич, который присутствует как наличная данность? Если мы возьмем слово «традиция» в его наиболее бытовом, деформированном определении, то традицией окажется то, что передается – обычаи, фольклор.

Наивное сознание склонно убегать от вопроса, есть ли различие между бытием и знанием. Наивное первичное сознание не любит таких формулировок. Оно как бы пожимает плечами. Ненаивное сознание, прошедшее искус различными вопросами и проблемами, отвечает очень хитрым образом: знание и бытие – вещи тождественные, две стороны одного и того же. Разве знания не существует? Разве знание – это не блок чего-то существующего ? И тут же хитрым образом: «знание бывает о чем-то существующем». Нас не может удовлетворить такой ответ, что знание и существование – это одно и то же, несмотря на внешний лоск откровенного идеализма, даже некой идеалистической романтики, апеллирующей к философскому, духовному инстинкту. Пусть это привлекательно звучит, но есть что-то внутри нашего неугомонного метафизического сердца, что говорит: «Нет, этот ответ слишком прост». В своей грандиозной ловкости это – подмена. Знание и бытие различаются: это не одно и то же. И последние вопросы духа, последние ответы на самые тайные вызовы содержатся именно в понимании разницы, может быть абсолютной разницы, между бытием и знанием. Не то чтобы это были две стороны одной реальности. Это две разных, взаимоисключающих реальности, которые тем не менее парадоксальным образом связаны.