Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Есть и параллельный феномен, проявляющийся по крайней мере в связи с христианскими манускриптами (тексту которых не придали зафиксированной формы). Барт Эрман называет его «правоверным искажением Писания»: в некоторых местах прежний текст меняется на другой, четко соответствующий христианской доктрине. Вопиющий пример – «Иоаннова вставка», о которой мы говорили в главе 16; но есть и случаи не столь заметные, скажем, замена «родились» на «родился» в Ин 1:13, чтобы «контрабандно ввезти» доктрину о непорочном зачатии Иисуса в Четвертое Евангелие, где о ней больше не говорится ничего (см. главу 12). Из характера таких изменений мы можем предположить, во что верили христиане в то время, когда вносились эти перемены, ведь они – часть истории христианского богословия. А еще мы поймем, что текст, в который вносились такие правки, должно быть, считался Священным Писанием, поскольку, как и в случае с натянутыми трактовками, никто бы и не озаботился тем, чтобы его менять, если бы этот текст не был центрально важным. И таким образом, «правоверное искажение», помимо прочего, подтверждает высокий статус искажаемого текста – и это третий парадокс.

Натянутые трактовки в библеистике характерны не только для античного мира, они распространены и сейчас, и равно так же свидетельствуют о том, что текст воспринимается как священный. «Вдохновенность и истинность Священного Писания», изданная в 2014 году, не раз повторяет, что Библию не следует читать «буквально»: это, по мнению авторов книги, влечет к фундаментализму. Так, в пассаже, где говорится о землетрясении, которое, согласно Евангелию от Матфея (Мф 28:2), последовало после смерти Иисуса, мы читаем, что часто землетрясения являются символами важных событий в обоих Заветах, и потому…

Вероятно… в Евангелии от Матфея использован этот «литературный лейтмотив». Упомянув о землетрясении, он желает подчеркнуть, что смерть и воскресение Иисуса – не рядовые, а «травмирующие» события, в которых Бог действует и достигает спасения рода человеческого [14].

А о падении Иерихона под натиском Иисуса Навина (Нав 6) мы читаем:

С самого начала необходимо отметить, что эти повествования не обладают характеристиками исторической хроники: на самом деле в реальной войне городские стены не рушатся от звука труб (Нав 6:19) [15].

Подобные трактовки пытаются сделать библейские истории приемлемыми для современных читателей, не верящих в чудеса. Но они явно эквивалентны метафорическому – или даже можно сказать, аллегорическому – методу переосмысления исторических сложностей в тексте. Они не имеют отношения к стилю исторической критики, в рамках которого события, о которых повествуют эти рассказы, рассматривались бы как предположительно реальные, а потом бы просто отрицалось, будто эти события произошли – так, например, мог поступать Спиноза. Это прочтения из мира Августина и Оригена – но не из сферы современной исторической критики.

Вполне возможно, это же справедливо и для утверждения, согласно которому история о сотворении мира, приведенная в Книге Бытия (Быт 1:1–2:4) не подразумевает буквального прочтения; именно так сейчас и принято считать в современных обсуждениях религии и науки, и авторы «Вдохновенности и истинности» улавливают этот момент:

Первый рассказ о творении мира (Быт 1:1–2:4а) посредством своей четко организованной структуры описывает не то, как возник мир, а то, по какой причине и с какой целью он именно такой, какой есть. В поэтическом стиле, прибегая к образным средствам своей эпохи, автор Быт 1:1–2:4а показывает, что Бог есть источник космоса и рода человеческого [16].

Если рассмотреть данное утверждение как рекомендацию того, какое прочтение упомянутого пассажа окажется для верующих самым благотворным, его можно даже назвать точным. Но лично мне кажется очень вероятным то, что изначальный автор как раз именно и пытался описать то, как возник мир – иными словами, текст задумывался именно как воспринимаемый буквально . А при таком понимании появляется проблема: любому, если, конечно, он не фундаменталист, придется признать, что автор ошибался; а для христиан это очень, очень тяжело, особенно если они занимаются подготовкой церковных документов. Я предполагаю, что метафорическое прочтение рассказа о сотворении мира – это «насильственная», или натянутая, трактовка, призванная к тому, чтобы повествование и дальше могло в каком-то смысле считаться истинным. И, возможно, в этом плане оно и правда истинно – но так авторскому тексту насильно навязывается трактовка, благодаря которой, как кажется некоторым читателям, мы обретаем от прочтения пассажа наибольшую выгоду. Подобные толкования появились не в наши дни, но следуют по стопам Оригена. Кстати, здесь стоило бы вспомнить пассаж из его книги, процитированный в главе 14: