Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Этот подход, привлекая многих христиан, сплетается с распространенным чувством того, будто критики разобрали текст по кусочкам и теперь кто-то должен снова свести его воедино. Несомненно, он близок к тому, как толковали Библию еще до расцвета библейской критики, ассоциируемой с именами Спинозы и тех, кто последовал по его стопам. Он согласуется и с тем, как относятся к Библии некоторые догматики-богословы, желающие установить некую, как иногда говорят (в формальном смысле), «богословскую интерпретацию Священного Писания». Такую традицию начали своими работами двое коллег Чайлдса по Йельскому университету: Джордж Линдбек (1923–2018) и Ганс Вильгельм Фрай (1922–1988); оба считали, что Писание необходимо воспринимать как законченное целое, ибо именно им обусловлена, как выразился Линдбек, «грамматика» христианской веры – те категории и нарративы, которые делают христианство самим собой. Но ни погружение в текст, ни попытка проникнуть за его внешнюю оболочку, предстающую перед нами, сколь бы сильно они ни влекли историка, богослову в рамках такого подхода гораздо менее интересны. Богословская интерпретация Священного Писания не так далеко отстоит от того, как склонны воспринимать Библию обычные христиане: им любопытно, как, когда и где она появилась, но намного интереснее то, что она может сказать современному верующему [49].

Другая ветвь интерпретации «окончательной формы» носит более буквальный характер, и причиной ее появления на свет стало то, что на Библию обратили внимание литературные критики. Прежнее поколение литературоведов запрещало себе ее трактовать: либо потому, что она казалась слишком священной и светским критикам не позволялось к ней обращаться; либо потому, что они находили ее несовершенной с литературной точки зрения (на что еще в V столетии сетовали Иероним и Августин). Но с 1960 года литературоведы начали проявлять к Библии интерес. Сперва он был эстетическим: критики стали отмечать, что в Библии присутствует прекрасная поэзия (на самом деле об этом говорил еще Роберт Лаут в его серии лекций «О священной поэзии евреев»; см. главу 5). Первыми стали Роберт Альтер (род. 1935) в США [50] и Фрэнк Кермоуд (1919–2010) в Соединенном Королевстве [51], принимавшие участие в редактировании «Литературного путеводителя по Библии» ( The Literary Guide to the Bible ) [52]. (Появление такого труда предвосхищал еще Эрнест Сазерленд Бейтс, автор книги «Библия для литературного чтения» ( The Bible Designed to be Read as Literature ) [53].) Кермоуд, исследуя Евангелие от Марка в своей книге «Генезис тайны» ( The Genesis of Secrecy ), проводит параллели с творчеством Джеймса Джойса; Альтер во множестве своих книг, посвященных Еврейской Библии, тоже привлекает современную литературу и усматривает аналогии с библейским текстом. Но помимо того он показывает еще и параллели с раввинскими трактовками, и в этом соединяет библеистику с докритическим толкованием.

Ни Кермоуд, ни Альтер не предполагают, будто критические методы (Альтер прозывает их «экскаваторными») неправильны и незаконны сами по себе, но оба утверждают, что современному читателю гораздо интереснее подход литературный и что этот подход намного благотворнее. Но буквальные трактовки текста не обязательно должны проводиться в стиле англо-американской литературной критики. Существуют и подходы, принятые в континентальной Европе. В 1960-х годах к Библии начали применять французский структурализм, а потом – весь спектр постструктуральных и постмодернистских интерпретаций текста. Библией начали интересоваться ведущие литераторы, такие как Жак Деррида (1930–2004) – и опять же, они часто соединяли ее с древними раввинскими подходами. Вскоре критика такого рода перестала быть «эстетической» – в том смысле, что исследователи перестали всего лишь восхищаться красотой библейского текста, и им стало интересно, как текст ниспровергает и древнюю, и современную культуру, как он бросает вызов колониальным державам и как охватывает группы, не имеющие отношения к элите, и наделяет их силой [54]. В этом критика снова совпадает с интересами богословия – такими как вопросы либеральной теологии, уделяющей внимание тому, как текст позволяет угнетаемым группам выражать свою жажду свободы.

В наше время посткритическая библеистика цветет пышным цветом, питаемая политическими, социально-научными и постмодернистскими прозрениями, и уже давно оставила прежние заботы о датировках и литературном развитии текстов: теперь на ее повестке дня – просто так называемая Теория [55]. Как и канонический подход, но с совершенно иными заботами, она обращает внимание на текст в том его виде, в каком он предстает перед нами, и в той или иной мере равнодушна к тому, что скрыто за ним. Ряд самых утонченных литературных прочтений можно найти в трудах Поля Рикёра (1913–2005) [56]. В представлении Рикёра традиционная критика тревожится лишь о том, чтобы проникнуть за текст; его же интерес – читать «перед текстом», иными словами, так, чтобы текст связывался с современными проблемами и интересами.