Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Истолкование священных текстов с полным правом присутствует в мидрашах. Их крупное собрание – «Великий мидраш», посвященный Пятикнижию и книгам, которые читаются в дни торжеств (Песнь Песней, Плач Иеремии, Есфирь, Руфь, Екклесиаст). Мидраш – это привычное нам толкование, проходящее через всю книгу и выражаемое в комментариях по мере появления стихов. Общая тенденция – сближение с агадой, хотя время от времени делаются замечания касательно поведения, галахи . Один из самых ранних мидрашей – это «Мехилта рабби Ишмаэля», и она по преимуществу галахическая. Эти тексты – фундамент иудейских толкований на протяжении всего Средневековья.

Сочинитель/составитель мидрашей, даршан , временами толкует тексты в том смысле, который христианский толкователь счел бы буквальным, но чаще переходит к более причудливым или аллегорическим интерпретациям: так, библейский «Эдом» толкуется как термин, имеющий отношение к римлянам, которые, в свою очередь, означают христиан. Как уже отмечалось, для иудеев довольно необычно мыслить в терминах аллегорий о потусторонних реальностях, как иногда случается в христианских толкованиях; намного чаще переносный смысл связан с практическими делами – иными словами, ближе к галахе. Но прежде всего мидраш соединяет стих, к которому дается комментарий, с другими стихами, и те могут располагаться в любом месте Библии, воспринимаемой как своего рода база взаимосвязанных текстов, и вопросы из разряда «до и после», как говорят авторитеты раввинизма, просто не возникают. Этот метод, охарактеризованный в предыдущей главе, оставался распространенным в иудейских толкованиях Библии в течение всего Средневековья.

Святость и богодухновенность Библии сделали ее непохожей ни на какую из прочих книг. Как сказал мудрец, чьи слова записаны в «Поучениях отцов» (Пиркей авот), трактате II века нашей эры: «Верти ее, верти ее, ибо в ней есть все». От каждой мельчайшей подробности текста, вплоть до пунктуации, можно получить результат; каждое непосредственное соседство слов и предложений имело свое значение в толковании; в произведении не было ничего неуместного или случайного; и любой повтор, любое, даже самое мизерное, отклонение от формулировки, которой можно было бы ожидать, было исполненным смысла и важным, и с его помощью можно было разгадать те загадки, от решения которых оставалось лишь отказаться при более поверхностном прочтении. Ева Мрочек говорит об этом так: «Здесь у нас четко определенный и ограниченный канон, “экзегетическое подведение итогов”, и притязание на то, что ничто не ново и все уже явлено в откровении на Синае, – а также необузданная экзегетическая изобретательность, благодаря которой вызывающе конечный текст обретает способность порождать новые смыслы до бесконечности» [44].

Типичная методика в произведениях раввинов заключается в следующем: обратить внимание на некую странность или несообразность в библейском тексте и разобраться с ней путем необычайно «внимательного прочтения». Вот, скажем, стих из Книги Бытия (Быт 35:22):

Во время пребывания Израиля в той стране, Рувим пошел и переспал с Валлою, наложницею отца своего [Иакова]. И услышал Израиль. Сынов же у Иакова было двенадцать.

На первый взгляд два предложения не кажутся связанными, и далее в тексте следует перечисление сыновей Иакова, так что вполне естественно счесть вторую фразу началом нового раздела. Впрочем, в манускриптах Еврейской Библии эти два предложения воспринимаются так, как будто передают единую идею, и раздел кончается не перед второй фразой, а после нее. И первый же вопрос, который должен задать переводчик: почему это так? А второй вопрос возникает после прочтения странной клаузы «и услышал Израиль», которая не сообщает – как стоило бы ожидать – о последствиях того, что по первому впечатлению предстает как жесточайшее оскорбление. Современный читатель, скорее всего, просто отметит, что текст слегка непоследователен. Но у тех, кто писал мидраши, не было такой возможности. И они нашли решение, уже сохраненное в Книге Юбилеев: последствие было . Иаков больше не имел отношений с Валлою, своей наложницей, поскольку его сын «осквернил» ее; соответственно, и детей тоже больше не было, и потому «сынов же у Иакова было двенадцать» – не больше. Тем самым выходит, что этот пассаж из Книги Бытия совершенно логичен и последователен, и косвенно он сообщает нам об Иакове больше, чем кажется. Эти дополнительные сведения мы находим, когда видим странные лакуны и непоследовательности текста, но отказываемся признать их таковыми: при анализе оказывается, что каждая из них полна важной информации [45].