Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

В-четвертых, ни одна библейская книга не воспринимается как независимая данность. Интерпретируемых уровней текста между отдельно взятым стихом (или даже отдельно взятым словом) и всем Священным Писанием просто нет: разграничение книг никак реально не влияет на их истолкование. Современный подход, при котором каждая книга обладает собственной цельностью и собственным значением, едва ли свойствен толкователям-раввинам. Александр Самели по этому поводу пишет:

Завершенный библейский эпизод, пророческая речь, свод законов, псалмодическая песнь и так далее – все то, в чем исполняет свое назначение библейская фраза – часто игнорируются при ее толковании. Литературное целое не воспринимается так, как если бы в силу необходимости было превыше суммы своих частей… раввины помещают смысл главным образом в том измерении Священного Писания, которое можно процитировать или которое представляет собой некую синтаксическую единицу.

В-пятых, все обычаи и практики должны иметь под собой библейские основания. Обычай носить тфилин для молитвы необходимо подтвердить по Библии, пусть даже в ней на самом деле нет (прямых) отсылок к подобной практике, а пассажи, приводимые в свидетельство того, что тфилин носят на левой руке, в сущности, никак с этим не связаны. Но что касается моих слов «в сущности», то их бы непременно оспорили раввины: ведь, по их мнению, именно их подход к трактовке библейских текстов и придает Библии ее авторитет. А значит, вся Библия говорит об установленных порядках и обычаях – иными словами, это все тора [6]. Как правило, невозможно установить, привел ли священный текст к возникновению некоего правила – или же правило, как выразился бы современный библеист, «было вложено при прочтении» в библейский текст. С одной стороны, раввины жили в мире, пронизанном библейской фразеологией; а с другой – у них была Библия, которую они читали и понимали в соответствии с обычаями и порядками, принятыми в их форме иудаизма. Несоответствие библейского текста и их собственных заведенных порядков – на уровне прямого смысла – оставалось для них совершенно незаметным.

Все это значит, что Библию прочитывали совершенно не так, как читали бы любую другую книгу; возможно, и сами раввины трактовали прочие книги совсем иначе. Подобный подход в наши дни назвали бы «современной герменевтикой» для понимания Священного Писания – набором уникальных для Библии техник прочтения. Библия воспринимается как наделенная неимоверно важным смыслом, и каждая ее мельчайшая деталь потенциально обладает значением. Ничего незначительного нет, и никогда нельзя сказать, не поможет ли тот или иной пассаж вдруг распознать смысл другого. Нет и никаких излишних сведений: ни одна черта текста не «случается» просто так; и равно так же нет никаких умолчаний, которые не имели бы смысла – и тем самым, если вспомнить наш случай, в тексте не просто так ничего не сказано о левой руке. Священное Писание подобно огромной головоломке или сложнейшему гобелену: оно не похоже ни на какую другую книгу, способную стать творением любого иного автора. А простое и поверхностное ее прочтение – ложно.

Подобные комментарии по поводу Библии известны как мидраш, от глагола дараш , «искать», и связаны они с глубоким погружением в библейский текст. Тот, кто хочет создать мидраш, должен знать Библию почти наизусть, чтобы слово, требующее объяснения, тут же вызывало в памяти такое же, где бы то ни находилось, и это относится не только к словам, но и к сочетаниям слов, или же (как в примере с левой рукой) в отдельно взятой особенности выражения, предполагающей схожесть.

В раввинских трудах считается, что библейские книги и стихи взаимосвязаны и ничем не стеснены, и так же относятся и к произведениям самих раввинов. Раввины, чьи имена упоминаются в мидрашах, воспринимаются как современники, вплоть до того что иногда приходят друг к другу на обед, хотя на самом деле они вряд ли жили в одно время и более того, любой раввинский текст может заимствовать цитаты из другого. В представлении раввинов их тексты наделены теми же характеристиками, что и Библия. В них нет «ни раньше, ни позже» – в той же мере, как и в Священном Писании – и «те читатели, чья изобретательность, заходя слишком далеко, заставляет их сооружать тематическое единство там, где его никогда не было, могут не ограничиваться всего лишь простым сравнением; тем же, кто не может распознать единство там, где оно предназначено быть, не обрести в нем просвещения» [7].